После перенесения военных действий на территорию Дона и Кубани с новой остротой встала проблема соотношения полномочий казачьих органов власти и Главного Командования. Снова приобрели актуальность идеи создания Юго-Восточного Союза или другой структуры, способной объединить южнорусское казачество. Еще на последнем заседании Кубанской Краевой Рады, 14 ноября 1919 г., была принята резолюция, провозглашавшая, что во имя единства казачества в «борьбе за целость Родины» и «в целях установления единообразного понимания казачьей программы и тактики», а также ради «скорейшей организации южнорусской государственной власти» «признать необходимым в кратчайший срок созыв общего съезда Кругов Дона и Терека и Кубанской Рады». Президиуму Рады совместно с представителями Донского Круга поручалось «разработать вопрос о Съезде» и «просить Терский Войсковой Круг» также «принять участие в разработке вопроса о Съезде»[118]. Правда, в ноябре вопрос о созыве Казачьего Съезда (или Казачьей Думы) ставился в зависимость от работы Южнорусской конференции. По завершении работы конференции предполагалось сделать Казачью Думу совещательным органом для согласования положений законодательства казачьих областей в целях выработки единообразной внутренней политики. Но так как работа конференции по-прежнему не дала бы результатов, то Казачья Дума должна была «поставить своей главной целью немедленное образование единой власти на демократических началах», то есть от совещательных перейти к учредительно-санкционирующим задачам. Своеобразным лейтмотивом казачьих настроений стало выступление на сессии Донского войскового Круга 3 января 1920 г. генерал-лейтенанта К. К. Мамонтова. Если еще осенью 1919 г. он, давая оценку результатам рейда его 4-го корпуса по советским тылам, акцентировал внимание на важности поддержки повстанческого движения и решения «земельного вопроса», то теперь его доклад изобиловал политическими замечаниями. Мамонтов отделял действия Главкома ВСЮР от политики его «окружения», критиковал политику Особого Совещания и призывал «к изгнанию за пределы Юга России виновников поражений» – генералов Лукомского и Романовского. В итоге Мамонтов предлагал незамедлительно «создать правительство с казачьим голосом»[119].

Инициатива кубанского парламента и донских делегатов была поддержана, и в конце декабря 1919 г., после завершения перевыборов Рады, был созван представительный орган с делегированными депутатами – Верховный Круг Дона, Кубани и Терека. Заседания открылись 5 января 1920 г. в Екатеринодаре, после молебна в Войсковом соборе. Были исполнены гимны Дона, Кубани, походная песня терских казаков. Заседания по общепринятой парламентской традиции открыл старейший член Круга, делегат от Кубани Ф. А. Щербина. В своей речи он не только приветствовал образование Круга, который обеспечивал защиту «интересов казачества», но и требовал дальнейшего укрепления казачьей государственности. Показателен спор, развернувшийся между членами Круга по вопросу текста присяги депутатов. По воспоминаниям делегата Круга от Осетии, полковника Н. А. Бигаева, «кубанская фракция в лице Савицкого потребовала исключения из текста присяги слов «Родина Россия». Терская фракция выразила протест. Тогда кубанцы заявили, что они не будут присягать, если слово «Россия» не будет удалено. Терцы в свою очередь заявили, что они тоже не примут присяги, если это слово не будет сохранено в тексте. Вмешалась донская фракция, предложившая снять этот вопрос с очереди. Предложение было принято. В течение всей деятельности Верховного Круга упоминание о России считалось «дурным тоном». Предполагалось, что Круг не заменит собой казачьих управленческих структур, а будет лишь выражать согласованные мнения по различным политическим, экономическим или военным вопросам. Однако, по оценке Савича, Круг «провозгласил себя суверенной верховной властью над казачьими землями и принял позу Учредительного Собрания». На заседании 9 января правовой статус Круга был определен так: «Верховный Круг Дона, Кубани и Терека является верховною властью для Дона, Кубани и Терека в отношении дел, общих для данных государственных образований». Перечень этих «общих дел» утверждал сам Верховный Круг[120].

Верховный Круг был организован на основах паритетного представительства – по 50 депутатов от Донского Войскового Круга, Кубанской Краевой Рады и Терского Войскового Круга. Три казачьих войска, в условиях «краха общерусской власти с ее Особым Совещанием, олицетворявшейся тем же командованием, очутились в необходимости искать иных и новых форм для своего объединения, иных органов единой общекраевой власти»[121]. Но по мнению Деникина, считавшего Круг «казачьим совдепом», и политиков белого Юга, Верховный Круг нельзя было признать «выразителем общеказачьей воли, как избранного при отсутствии кворума» (имелось в виду делегирование депутатов, проведенное вне сессий казачьих парламентов). Главком ВСЮР, весьма негативно относившийся к деятельности Круга, был уверен, что именно этот орган, «полностью усвоивший самостийную идеологию», постоянно склонял казачество к «разрыву с Добровольческой Армией» и «миру с большевиками».[122]. Столь же категоричен в оценке Круга был и Савич: «При помощи «идеи общеказачьего союза» донцы надеялись втянуть кубанцев в вооруженную борьбу, а последние видели в ней средство подчинить своей воле первых и захватить полноту власти в свои руки»[123].

Позиции депутатов – членов Круга – не были все же столь однозначно оппозиционны, как считал Деникин. По воспоминаниям Бигаева, из 50 делегатов от Терского Войска – 45 «как один поддерживали Главное Командование». «Из кубанцев около 20 человек (главным образом «линейцы» во главе с бывшим председателем Краевой Рады Д. Е. Скобцовым) и из донцов тоже около 18–20 человек блокировались с терской фракцией». Следуя этой оценке, сторонники Деникина составляли большинство депутатов. Менее оптимистичен в оценке Круга был товарищ председателя Донского Круга П. А. Скачков, считавший, что, несмотря на отсутствие непримиримой оппозиции среди донцов, большинство из них представляли «серую массу», «послушно голосовавшую за лидерами». Откровенно оппозиционной была кубанская фракция, усилившая свое влияние после декабрьских перевыборов Краевой Рады. По оценке начальника штаба Войск Новороссийской области генерал-майора В. В. Чернавина, «если бы не разразилась так быстро катастрофа, то здравый смысл кубанцев взял бы верх, и линейская фракция восстановила бы в Раде свое влияние». В «Меморандуме» Чрезвычайной Кубанской Миссии в Тифлисе (апрель 1920 г.) также отмечалось, что «Верховный Круг резко делился на две почти равные части – «деникинцев» и «антиденикинцев». Это не позволило «пойти на разрыв с Добровольческой армией»[124]. Так или иначе, но принимаемая a priori оппозиционность Круга была далеко не безусловной. В случае более гибкой, компромиссной политики во взаимодействии с Главным Командованием Круг, возможно, мог стать его потенциальной опорой. Однако лидерство в Круге захватили все-таки деятели «антиденикинской» оппозиции. Они и стали в начале 1920 г. теми «лидерами», за которыми пошла «серая масса» колеблющихся депутатов. К этому времени очередная сессия Краевой Рады (30 декабря 1919 г. – 7 января 1920 г.) пересмотрела все решения, принятые в ноябре 1919 г. Состоялись выборы нового атамана и сменилось правительство, в результате чего перевес оказался у сторонников «самостийности».