вместе, но этого не произойдет. Ее отец этого не допустит. Мне нужно, чтобы ты пообещал мне, что оставишь ее в покое.

Он решительно говорит: — Нет. Ты не сможешь разлучить нас. — Удивленная, я выдыхаю.

Яйца у этого парня.

Он мне, пожалуй, нравится, но, учитывая, что он станет трупом, если Джанни узнает что-нибудь из этого, я приберегу свою привязанность к живым.

— Может, я и не могу, но ее отец и остальная мафия могут. Ты хоть представляешь, что произойдет, если они узнают о тебе?

Он повышает голос.

— Ты думаешь, меня волнует, что обо мне подумает банда расистских ублюдков?

— Дело не в твоей расе.

— Чушь собачья! — орет он. — В этом-то все и дело! Такие, как ты, ненавидят нас!

Некоторое время я прислушиваюсь к его сердитому дыханию, сочувствуя ему, но также уязвленная тем, что он предполагает, что он мне не нравится из-за его расы ... но также полностью понимаю, почему он сделал такое предположение. Человеку достаточно побыть рядом с Джанни всего полчаса, чтобы получить основательное представление о том, как выглядят предрассудки. Понизив голос, я говорю: — Я не ненавижу тебя. Но даже если бы ты был итальянцем, вы не смогли бы быть вместе.

У него перехватывает дыхание.

— Потому что я бедный?

— Нет, милый мальчик. Потому что она помолвлена.

— С тем, кого она не любит! Ее вынудили к этому! Если она тебе вообще небезразлична, как ты можешь позволить этому случиться?

Он такой страстный, такой яростный и отчаявшийся, и так явно изнемогает от любви, что я тронута. Поэтому я говорю ему правду, хотя это мне ничего не дает.

— Я хотела бы помочь ей, Хуан Пабло. Я хотела бы, чтобы вы были вместе, потому что я верю, что ты сделал бы ее счастливой. Но в мире, в котором живем мы с Лили, у нас нет выбора. И если ты попытаешься помешать этому браку, мой брат убьет тебя. Это не пустая угроза. Он убьет тебя, и это не будет иметь для него никакого значения.

В мучительном театральном порыве он кричит: — Я лучше умру, чем буду жить без нее!

Господи Иисусе, эти дети — шекспировская трагедия, которая только и ждет своего часа.

— Продолжай в том же духе, и ты умрешь. Я не знаю, что еще сказать.

— Ты можешь сказать, что поможешь нам!

— Ладно, хватит. Ты кажешься хорошим парнем. Я не хочу, чтобы тебе причинили боль. Так что прекрати это. Сейчас. Если ты действительно любишь Лили, ты должен положить этому конец. Это делает ее несчастной. — Мой голос становится жестче. — Это подвергает ее тоже опасности.

Нарушая его напряженное молчание, я говорю: — Или ты думаешь, что таким мужчинам, как мой брат и ее жених, будет все равно, если они узнают, что она не девственница? Потому что позволь мне сказать тебе, Хуан Пабло, ты будешь не единственным, кто заплатит свою цену. И то, что они сделают с ней ... Смерть была бы предпочтительнее.

Когда я отключаюсь, у меня трясутся руки. Я встаю, кладу телефон на пол, затем изо всех сил топчу его каблуком. Он разлетается на куски. Я открываю дверь и смотрю на Лили, она стоит, прижав руки ко рту, а ее глаза полны слез.

— Все кончено, Лили. Это конец. Ты больше никогда не будешь разговаривать с Хуаном Пабло. И из-за того, что произошло сегодня, твой отец перенес свадьбу. Через неделю ты выходишь замуж за Куинна. Прости.

Мне больше нечего сказать, поэтому я заключаю ее в объятия и крепко прижимаю к себе, пока она рыдает. Я не уверена, чье сердце разбито больше, ее или мое.

14

ПАУК

Я вообще не сплю этой ночью. Сверхбдительный, я брожу по темным коридорам дома, проверяя и перепроверяя комнаты, которые уже осмотрел дюжину раз. Люди Джанни и Лео рыщут по территории и патрулируют периметр, но это не дает мне покоя. Все, что у меня могло быть, вылетело прямо в окно, когда Карузо рассказал мне, что незваные гости сказали Рейне. Я знал, что это подстроил кто-то из его врагов — они все у нас в руках. Но когда враги больше заинтересованы в том, чтобы забрать твою дочь, чем убить тебя, это совсем другая проблема.

И вот я снова здесь, второй раз за этот год, расхаживаю по коридорам и скрежещу зубами из-за находящейся под моей защитой женщины, которая стала мишенью для похищения. Только на этот раз я беспокоюсь не о цели. А должен. Лили, черт возьми, будет моей женой. Она милая девушка, и из нее получится прекрасная жена. Но в тот момент, когда Карузо сказал, что, по его мнению, вооруженные злоумышленники пришли сюда из-за Лили, я не мог думать ни о чем другом, кроме безопасности ее тети.

Рейна. Королева всех сущих дьявольских сук, которая заставляет мою кровь кипеть, а мой член твердеть, и говорит со мной с таким неуважением, на которое не осмелился бы ни один мужчина, потому что это привело бы его к смерти.

Рейна, которая ненавидит меня. Рейна, которая бросает мне вызов. Рейна, у которой кишки викинга, тело богини плодородия и повадки дикой кошки.

Мне не следует беспокоиться о ней. Если кто-нибудь действительно похитит эту женщину, он пожалеет об этом в течение часа. Он выбросит ее обратно в окно с запиской с извинениями и умчится так быстро, как только сможет. Если она сначала не вонзит кинжал ему в сердце.

Она ведьма! Демоническое отродье дьявола! Но она застрелила человека ради меня. Она прикрывала мою спину — в буквальном смысле — и убила человека.

Зачем она это сделала, если так сильно меня ненавидит? Она могла просто позволить убить меня и отряхнуть руки. Скатертью дорога мужчине, которого она оскорбляет при каждом удобном случае и называет только по фамилии. И лжет, делая вид, что это ее любимое хобби. Мужчина, при виде которого ее чуть не стошнило, когда она увидела его без рубашки.

Но почему она так беспокоилась о моей ране? Почему ее должно волновать, что в нее попала инфекция? Почему она предложила наложить мне швы? Зачем ей настаивать на том, чтобы наложить мне швы, а потом проявлять такую осторожность, как она это делала, сосредоточенно закусив губу? И почему, о, черт возьми, почему, я не могу