было несколько, все крытые, с длинными деревянными скамьями и такими же длинными столиками. В каждой беседке помещался один отряд. Все отряды, кроме легкоатлетов, были на своих местах. Нас же, как самый большой отряд, Тамара только рассаживала. Так что я вовремя.

— Так, семь, восемь, — она считала воспитанников по головам. — А где наш Михаил?

— Вот он, — сообщил я из-за спины старшей пионервожатой.

Тамара резво развернулась и поймала меня взглядом:

— Садись давай!

Я присел, снова оказавшись рядом со Шмелем. Похоже, он меня ждал. Стоило мне присесть, как Дима затараторил.

— Короче, сказал пацанам, что ты вечером нам страшную историю расскажешь.

— С чего бы вдруг? — я спешно пристраивал капу в карман, чтобы не выпала, и немного отвлёкся.

На столе лежали вырванные из тетради листки в клетку и карандаши. Некоторые уже вовсю строчили письма родителям.

— Ну так ты ежа-матерщинника видел! А Васек, — Шмель кивнул на пухлого паренька в конце стола, тот, высунув язык, старательно выводил каракули, — сказал, что однажды вызывал пиковую даму. Прикинь!

— Ясно. Разберемся. Тебе что сказано? Писать? Так вот пиши, — я похлопал по листку бумаги ладонью. — Как день прошёл, да что на обед давали.

Шмель начал писать, а я посмотрел на свой лист. Я-то писать никому не собирался. Что писать? Как я приехал? Может, в следующий раз и напишу… Хотя тут дело такое, я знать не знаю, какой у Миши почерк. Что если он будет другой?

Поразмыслив, я остался сидеть, не притрагиваясь к листку.

— Тамара Ипполитовна, а можно в туалет?

Руку поднял паренек, сидевший слева от Шмеля.

— Потерпеть не можешь? — поморщившись, выдала она.

— Неа.

— Давай, одна нога там, другая здесь.

Паренек выбежал из беседки и вприпрыжку, походкой кузнечика, припустил в сторону туалета. Ребята закончили свои письма, сложили в конверты, запечатали, облизав клейкую полоску, и Тамара принялась их собирать. Я так и остался сидеть. Во-первых, нечего давать, передо мной пустой лист. А во-вторых, даже если бы и было, куда письмо посылать? На деревню дедушке? Своего адреса я не знал.

— Михаил! — окликнула меня Тамара. — Чего спишь? Письмо давай!

— Я…

Я не успел придумать оправдание, почему не написал письма, как старшая пионервожатая схватила письмо Васьки, оказавшееся рядом.

— Ладно, сделаем скидку на то, что ты сегодня болен, — сказала она. — Я сама подпишу конверт и отправлю.

— Вообще-то…

Я хотел сказать, что мне и отправлять нечего, но Тамара не дала договорить.

— Вообще-то у нас сейчас игра в городки! Если ты собираешься играть, а я по глазам вижу, что собираешься, то давай догоняй ребят. Ждать никто не будет!

И она, сунув лист в конверт, облизала клейкую полосу и сунула «мое» письмо за пазуху. Ну ничего, почитает мама письмо Васька… все равно сразу будет понятно, что отправитель адресом ошибся. В общем, не буду заморачиваться. А в городки — с удовольствием сыграю. Сто лет не играл.

Глава 12

Этот — в гольф. Тот повержен бриджем.

Царь просаживал в «дурачки»…

…Под распарившимся Парижем

Ленин

режется

в городки!

Старые добрые «городки». Игру я хорошо помнил со времён собственного детства. И правила у нее, как помнилось, были довольно просты и универсальны. С определенного расстояния следовало попасть палкой-дрыном по заранее сложенным фигурам. Эти фигурки, расположенные в небольших очерченных квадратах, и были теми самыми «городками», ровно как из мультфильма «Ну, погоди!».

Сегодня все фигуры оказались заранее сложены чей-то заботливой рукой, поэтому нам оставалось лишь получить биты — довольно внушительные палки, размером чуть ли не с черенок лопаты.

— Аккуратнее бросаем, за линии не переходите, — давала наставления старшая пионервожатая.

Я взял свою биту, повертел в руках — тяжёлая штука, и правда дрын. Такой если попадешь мимо городка, то мало не покажется. Зашибить можно. Лева со своими корешками, кстати, явно думали примерно о том же. По крайней мере, взяв свою биту, он принялся скалиться в мою сторону и угрожающе постукивать ей по ладони. Недвусмысленное такое предупреждение.

Я, уже по традиции, не стал обращать на этих неправильных пионеров и их угрозы внимания. Ждать встречи и выяснения отношений осталось совсем недолго, вот там и посмотрим.

— Миха, можно к тебе в команду? — попросился Шмель.

Биты выдавали не каждому, и одна такая штука приходилось на команду из нескольких человек.

— Пожалуйста, — я пожал плечами и помахал бродившему неподалеку Сене.

Ребята начали разбиваться на свои команды, а толстяк, который ни с кем особо не общался, мялся чуть в стороне.

Завидев нас со Шмелем, медленно поплелся к нам навстречу, шаркая по земле сандалиями. Я обратил внимание, что одна из лямок на сандалиях расклеилась.

— Уверен, что его надо звать? — зашептал мне на ухо Шмель. — Просирать всю игру как-то не шибко хочется. А он, блин… неуклюжий.

— Да ладно тебе, — отмахнулся я. — Пусть попробует.

Шмель не ответил, но зыркнул по сторонам. Видимо, решил подыскать себе другую команду, пока не поздно. Но нет, команды уже были сформированы.

— Какой-то у нас клуб неудачников получается, — фыркнул Дима себе в губу и вздохнул. — Будем последние, вот увидишь!

— Не каркай. Ты себя заранее в проигравшие не записывай, договорились? — я приподнял бровь. — И будет нам счастье.

Сеня подошел к нам и с удрученным видом встал рядом. Может, Шмель в чем-то прав, и команда у нас так себе, если брать по части спорта. Но у меня задача была несколько иной — сделать так, чтобы мы с ребятами стали не разлей вода. А проигрыши, если мы-таки проиграем, подчас сближают куда