сочеталась с резиновыми сланцами через палец, так еще была маловата по размеру. Было видно, что Сеня старательно втягивает живот, чтоб не дай бог пуговицы рубашки не отлетели. Ничего, мода требует жертв. А рубашкой Сеня явно гордился. Завидев нас, помахал рукой и пошел навстречу.

— Ничосе ты нарядился! — завистливо протянул Шмель.

— А то! — ухмыльнулся Сеня.

— Дашь погонять?

— Не твой размерчик, Шмель.

Большинство пришедших на дискотеку просто стояли по периметру танцплощадки, глядя по сторонам и мялись, скрывая стеснение. Все ждали, когда кто-то из ребят начнет танцевать первым. И эту роль взял на себя Шмель, парень оказался отнюдь не робкого десятка.

— Ну че стоим, — он захлопал в ладоши и начал двигаться.

Причем танцевал он весьма необычно для середины семидесятых. Я даже тихонько присвистнул, глядя, как он расставил ноги, и принялся крутить туда-сюда руками, как на шарнирах.

— Ого, круто!

Соображает все же. До советских дискотек «стиль робота» добрался только после Олимпиады, а Шмель уже сейчас вполне себе неплохо танцевал, принося на танцпол глоток свежего воздуха. Видимо, родители у него, несмотря на железный занавес, тащили домой «запрещенку», оттуда пацан и нахватался.

Понятно, что танец не остался незамеченным, вокруг нас начал толпиться народ. Многие вовсе стали повторять движения. Я улыбался, из динамиков допевали свою «Не надо печалиться» «Самоцветы», и «робот» выглядел особенно забавно. Танец увидела Тома, и я уже думал, что она быстро закроет лавочку, но нет. Она похмурилась для виду и пошла заниматься своими делами, которых у любой вожатой вечно невпроворот. Директору же вовсе было все равно, он периодически тягал из кармана небольшую металлическую фляжку и хорошенечко к ней прикладывался.

Тренера тем более задерживаться на дискотеке не собирались. Всей гурьбой (включая подвыпившего директора) пошли в «штаб». Вся ответственность осталась на плечах Тамары, чему она с ее гиперактивностью, кажется, была только рада.

Меж тем, на танцпол пришли Марат и Шпала, этой парочке дискотека особо не тарахтела, но была у них своя цель. Они, видимо, науськанные Львом, косились на меня, будто хищники, поджидающие дичь в засаде. Куда-то запропастился сам Лев, причем вместе с Яной. Скорее всего, отошли на перекур, ну или заодно выяснить отношения. Наверное, боксеру не понравилось, что его дама сердца поглядывала на меня.

— Сень, а Сень, — позвал я толстяка, державшегося в паре метров от меня в подобии танца с полузакрытыми глазами. — Эй! Оглох?

— Ась? Ты меня? — он открыл глаза, остановился, смахивая выступившую на лбу испарину.

С таким лишним весом любые движения не в радость.

— Подойди-ка, — повелительно сказал я.

Дождавшись, пока Сеня подойдет, я продолжил:

— В курсе, куда пацаны ходят на перекур? — я кивнул на удаляющихся Шпалу и Марата.

— А тебе зачем? Ты ж не куришь! — удивился Сеня.

— Кто не курит и не пьет, тот не дышит и не бьет, — вспомнилась старая боксерская поговорка.

Я потянулся к карману, в котором лежала капа, пощупал ее. Сеня странно на меня покосился.

— Ты порой такое скажешь, что глаза на лоб лезут.

Наверное, из уст пацана всё это звучало действительно странно, но что уж теперь, слово не воробей.

— Да это так, тут услышал, там. Вот и пригодилось к слову. Так ты про курилку знаешь или у другого спросить? — я вернул разговор в нужное русло.

— Когда сюда шёл, видел, дымили у столовой, — признался Сеня.

— Ясно, — задумчиво протянул я. — Не в службу, а в дружбу, сходи в корпус, там у меня перчатки лежат.

— Какие ещё перчатки? Ты замёрз?

— Боксерские.

Сеня, конечно, и так догадывался, какие, но теперь окончательно переменился в лице и даже чуть не попятился.

— Э… зачем тебе сейчас боксерские перчатки, ты че?

Сеня все еще пытался втягивать пузо, но контролировать все время живот получалось слабо, потому рубашка незаметно вылезла из шорт и торчала дыбом, как навес над животом.

— Надо, Сеня, надо… — хмыкнул я.

— Ладно… — коротко кивнул толстяк, поправил рубашку. — Мне что за это будет?

Я достал конфетку, полученную от Тамары.

— Держи.

— Одну всего? — заныл Сеня.

— Как знаешь, могу Шмеля попросить….

Сеня помялся для виду, переступил с ноги на ногу. И наконец выхватил конфету.

— Добря! Схожу.

Я среагировал на необычное слово:

— Сенька, ты белорус?

— Минск! Беларусия, — гордо сообщил толстяк.

Ну и, не откладывая дело в долгий ящик, раскрыл фантик и сунул конфету в рот. Начал с довольным видом жевать, а перед тем как пойти в корпус, прищурившись, спросил:

— Ты че, махаться с Львом прямо на дискотеке собрался? Ну ты, Миха, отбитый!

Кажется, первый испуг у него уже прошёл. Я в ответ только загадочно улыбнулся. И не в первый раз поймал себя на мысли, что лицо Сени кажется отдаленно знакомым. Может, действительно на Алена Делона похож? Ха!

Самоцветы сменились Леонтьевым, а тот Аллой Пугачевой. Когда заиграл «Арлекино», девчонки озорно захлопали. Я испытывал смешанные чувства. С одной стороны, в середине семидесятых эта песня гремела суперхитом. С другой стороны, я знал, кто ее поет, и от услышанного были несколько иные впечатления, чем раньше.

Ну а потом Тамара, почему-то временно выступавшая диджеем дискотеки, врубила супер-популярного Антонова. Приятный голос молодого артиста затянул: «… для меня нет тебя прекра-а-а-асней», объявляя начало медленному танцу.

Что такое медленный танец на дискотеке — рассказывать никому особо не нужно. Самая долгожданная часть, причем неважно — четырнадцать тебе, тридцать или шестьдесят. Парни тут же разбрелись по площадке, приглашая девчонок на медляк. Те смущались, краснели, но ждали приглашения и с удовольствием его принимали. Правда, гимнасток на всех хватало, но тот же Шмель быстро подсуетился и уже кружил в медленном танце с