не всё, значит, ты продолжаешь существовать и потом, не как какая-нибудь обезличенная, не помнящая прошлого сущность, а настоящий полноценный ты?

Быстрым движением опираюсь на руки и сажусь на полу. Оконная рама обрамляет очень яркий синий прямоугольник неба. Комната разделена солнцем надвое, и теперь я вся оказываюсь в солнечной зоне. День очень светлый и яркий. Тонкие волоски на предплечьях вспыхивают красноватым огнём. Я чувствую приятную теплоту, разлившуюся по коже… Да, я и раньше знала о Бардо. Но, оказывается, не верила в него по-настоящему. Слишком о многом узнаёшь только из книг или Интернета. И в конце концов перестаёшь чувствовать разницу между Бардо и Средиземьем, Гондором и какой-нибудь Австралией. И Средиземье даже может казаться более реальным, чем Австралия, потому что оно подробнее и убедительнее описано. Да и фильмы, снятые о нём, куда сильнее врезаются в память, чем какая-нибудь документалка о бушах и пустынях самого маленького континента. А о Бардо и вовсе нет фильмов… Но меня ждёт оттуда послание. МАМА ГОВОРИТ СО МНОЙ. МОЯ МИЛАЯ МАМА.

Я вскакиваю на ноги и опрометью бросаюсь на поиски ноутбука. Скорее! Там должно быть письмо! Мне нужно выбрать дату! Я захожу в свою почту: спам, что-то с работы, спам, образовательная рассылка, гора оповещений о сообщениях и обновлениях из соцсетей… Письма нет! Я безостановочно жму на кнопку «обновить», как будто меня укусила ядовитая змея, до потери сознания остались секунды, а в ожидаемом письме — заклинание-противоядие. Щёлк, щёлк, щёлк! Я жму на кнопку мыши так яростно, как будто сила нажатия может как-то подействовать на реальность: ускорить время, передать моё волнение Стасе, оторвать её от дел и срочно усадить писать мне письмо. Стася, точнее её фотография со страницы в социальной сети, стоит у меня перед глазами, и я, как доморощенный маг, гипнотизирую этот образ «лучами» своего ожидания. Может, всё это тоже работает? Раз есть Бардо, и можно получить сообщение от умершего человека…

В конце концов я нахожу в закладках адрес Стасиной страницы и открываю. Фотография там уже другая, не та, которая у меня в памяти. Стася «заходила две минуты назад». Это вместо того, чтобы писать и отправлять мне письмо.

И тут в моей голове вспыхивает приятная и какая-то детская мысль: а может, она заходила на сайт, чтобы найти мою страницу? Я знала, что стоит эту мысль поощрить, и она разгорится в неуправляемый костер безумия. Я начну придирчиво рассматривать свою страницу, пытаясь представить, какое впечатление она производит на человека, только что её нашедшего. Стану пристально разглядывать юзерпик и перечитывать информацию о себе, которую не редактировала уже целую эпоху. Поэтому я говорю самой себе: «Не смеши, тебе же не пятнадцать лет». И мысль гаснет, как заплёванный окурок, а я иду на кухню, чтобы сделать себе чай… И когда я слышу тихое треньканье, с каким почтовый ящик сообщает о новом письме, то не вздрагиваю и не срываюсь с места. «Это может быть очередной спам», — говорю я себе. Затем, осторожно неся перед собой чашку с кипятком, возвращаюсь в комнату и открываю письмо от stanislava.bardonaut.

22

«Заведённая» — это было совсем не про меня, потому как всё, что делал Алекс, меня нисколько не заводило. Когда мы только начали жить вместе, Алекс хотел, чтобы мы вместе смотрели порно. Мои родители, хоть и не были верующими, придерживались весьма пуританских взглядов и усиленно прививали их мне, так что в мои девятнадцать лет порно было для меня чем-то абсолютно грязным, чем-то, что может интересовать только безнадёжно испорченных людей. Но Алекс объяснил мне, что я слишком глупа, наивна и провинциальна, даже для своих лет: в порно нет ничего плохого, его смотрят все. И что мне нужно раскрепоститься.

Та форма, в которой Алекс об этом говорил, вызывала у меня смутный внутренний протест. Но если не брать в расчёт это смазанное неприятное ощущение, я в целом ничего против раскрепощения не имела. До тех пор, пока не увидела первое видео из нашей «образовательной программы».

У Алекса обнаружились несколько необычные предпочтения. С его собственных слов, он уже поглотил такое количество порно-продукции, что совсем простенькие видео, где совокупляются мужчина и женщина или две женщины, казались ему невыносимо скучными ещё несколько лет назад. Такие, мол, можно использовать разве что в качестве усыпляющей сказки на ночь. Пришлось искать что-нибудь более экзотическое. Он пересмотрел все виды порно, включая детскую порнографию и секс с животными. Нет, конечно, его это не возбуждает. Его порно вообще редко возбуждает, в основном он смотрит его ради любопытства. Для него это просто один из видов кинематографа. Кому-то нравится день за днём смотреть как простомарии плачут по своим богатым господам и случайно находят своих детей, так же случайно исчезнувших сразу после рождения, а ему, Алексу, — когда кому-нибудь в вагину засовывают волосатую руку. Или когда совокупляются с конями. Мол, в чём принципиальная разница-то?

Порноролики и фотки Алекс скачивал, хаотично распихивая их потом по разным папкам, так что я постоянно натыкалась на них, пользуясь нашим общим и единственным компьютером. Этот горемычный компьютер был набит порнухой до отказа, и Алексу время от времени приходилось покупать новые карты памяти и даже внешние жесткие диски, чтобы сгрузить часть ценного для него материала и освободить место для новых гигабайт порнографии.

Вероятно, понимая, что обучение важно начинать с азов, Алекс не стал сразу показывать мне кино про зоофилию. Он подобрал что-то, как он сказал, «детсадовское», в стиле буккакэ. Я попыталась смотреть, но зрелище показалось мне настолько отвратительным, что я не продержалась и нескольких минут.

До знакомства с Алексом у меня был только один сексуальный партнер, и, если не считать нашего самого первого раза, секс с ним был довольно приятным. Но оказалось, что порно — это не про ласки и взаимное удовольствие, а про что-то совсем другое. И я не видела ничего общего между тем, что показывали на экране, и своим скудным сексуальным опытом.

Когда я отказалась продолжать просмотр, Алекс разозлился и заявил, что мне должно понравиться. И что убогие мещанские нормы морали, которые в меня вбиты — это то, что мне мешает, что в них и состоит моя проблема. Что, если я мню себя творческой личностью и надеюсь на какое-то творческое развитие (а в те времена я ещё считала себя «творческой», видимо, потому что могла взять несколько аккордов на гитаре), я должна измениться. Он приводил в пример