Но Олив спала в тот день так долго, что проснулась ближе к обеду, чем к завтраку. Родители давно уехали на работу. На столе ее ждала тарелка с очень засохшим тостом и очень холодной яичницей. Она взяла ее с собой и снова убежала наверх – читать книгу заклинаний.

Пока солнце плыло с одной стороны неба на другую, Олив лежала на кровати, листая страницы, и размышляла о том, чтобы попробовать другое заклинание. Там было несколько интересных и на первый взгляд не слишком сложных. Некоторые казались безобидными – например, как поменять цвет лепестков цветка с розового на синий, а вот некоторые другие кончились бы тем, что Резерфорд побежал бы в туалет, издавая неприличные звуки. Но каждый раз, когда она уже готова была попробовать, в голове эхом отзывались слова Горацио: «Разве ты не видишь, что происходит? Ты становишься одной из них».

И Олив медленно закрывала гримуар.

Но никогда не выпускала его из виду.

Он всегда лежал на столике в ванной, пока она мылась и чистила зубы, когда вообще об этом вспоминала (что случалось нечасто). Если родители звали ее к ужину и Олив не могла отказаться, не вызвав подозрений, она клала книгу в рюкзак, который ставила на пустой стул рядом со своим, чтобы гримуар всегда был в пределах досягаемости. Когда родители заметили эту новую привычку и задали вопрос – причем заметили только с третьего раза, – девочка объяснила, что тренируется следить за своим рюкзаком перед началом учебного семестра. Родители на это радостно закивали (с самого детского сада Олив неизменно теряла как минимум по одной сумке с книгами в год). Ее мысли были слишком заняты заклинаниями, и она даже не заметила, что родители уже давно не кивали так радостно. Вот и сегодня они задумчиво и слегка тревожно переглянулись, когда дочь вскочила из-за стола, схватила рюкзак и опять бросилась вверх по лестнице в свою комнату.

– Наверное, это естественно, что она хочет больше личного пространства, – сказала миссис Данвуди. – Она ведь почти подросток…

– Да, – вздохнул мистер Данвуди. – Осталось всего четыреста тридцать восемь дней.

Мистер и миссис Данвуди крепко взялись за руки и молча предались воспоминаниям о четырех тысячах двухстах тридцати четырех днях, которые почти подросток Олив уже была частью их жизни.

А между тем сама она за закрытой дверью спальни крепко прижимала книгу заклинаний к груди, вдыхая ее кожистый, пыльный запах, и удивлялась, как же раньше жила без нее.

Перед сном девочка клала гримуар себе на грудь и привязывала шарфом, обмотав его вокруг себя. Потом засовывала очки, которые тоже привязала плотной лентой – за воротник пижамы или футболки, и закрывала глаза, одной рукой сжимая их, а другой придерживая обложку книги. Как Олив быстро обнаружила, это был не самый удобный способ спать. Каждое утро она просыпалась с таким чувством, будто не спала вообще – или будто ее пропустили через автомобильную мойку (только без автомобиля).

Иногда, поправляя очки на шее, она думала о том, чтобы навестить Мортона, но всегда начинала сомневаться, так и не дойдя до пейзажа с Линден-стрит. У нее по-прежнему не было ответов, которые он хотел услышать. Чего было в избытке, так это злости. К тому же ей пришлось бы взять книгу с собой в Иные места, чтобы с ней ничего не случилось, и тогда Мортон увидел бы его, и Олив пришлось бы рассказывать обо всем, что случилось…

А у нее сейчас и так достаточно было хлопот.

Она не могла позволить себе расслабиться даже на секунду. Странные вещи творились вокруг старого каменного дома, и Олив уверилась, что кто-то – может быть, даже не один «кто-то» – по-прежнему пытается украсть гримуар. Часто она просыпалась и замечала, что дверь спальни распахнута, хотя была почти уверена, что плотно закрывала ее, ложась спать. А однажды, забежав на кухню, чтобы перехватить пакет печенья на завтрак, обнаружила, что задняя дверь приоткрыта.

Наконец, когда тревога за книгу стала настолько сильна, что Олив почти перестала слезать с кровати, она решила принять меры. Должно было существовать безопасное место, где ее можно хранить… место, где никто ее не найдет, даже не подумает искать. На самом деле, она знала, что такое место есть. Не так давно она стояла в том самом месте и думала, как странно было бы прятать там очень важную и тайную книгу.

Как-то вечером, пока родители работали в библиотеке внизу, девочка надела рюкзак, надежно упрятав туда книгу заклинаний и застегнув молнию, и отправилась по коридору к синей спальне. Она открыла шкаф и отодвинула заплесневелые шерстяные пальто. Там, точно там, где они с Мортоном его оставили, лежал пейзаж с полуразрушенным замком. Память о Мортоне ударила ее, словно пощечина, но Олив спешно отмахнулась от боли. Потом, зажав картину под мышкой, девочка поспешила обратно в свою спальню.

Когда она положила холст на кровать, Гершель опрокинулся вперед, с любопытством глядя на него. Олив отбросила плюшевого мишку, поправила очки на носу, похлопала по рюкзаку, чтобы убедиться, что гримуар по-прежнему внутри, а потом залезла на матрас и прыгнула в картину, будто нырнула сквозь саму кровать.

Она с глухим звуком приземлилась на покрытый мхом склон рядом со рвом. Над головой ширилось темно-синее небо, увенчанное серебряным серпом месяца. Его свет отражался от влажных камней замка и превращал воду во рву в тусклое зеркало. Олив поднялась на ноги и по мшистой земле отправилась к подъемному мосту.

Свет звезд падал сквозь отсутствующий потолок прямо на древние плиты замкового двора. Олив оглядела пустой двор и двинулась на ощупь вдоль холодной стены, выискивая неплотно сидящий камень, подталкивала и постукивала, тянула и дергала, пока наконец один из камней не заскрежетал под ее пальцами. В ту же самую секунду послышался еще какой-то звук – словно камешек покатился по булыжным плитам.

Она замерла и оглянулась через плечо. Тишина. Ни шороха, ни звука. Должно быть, это было просто эхо. Снова повернувшись к стене, Олив потянула за камень, чувствуя, как он поддается. В кладке открылась ниша как раз правильного размера, чтобы спрятать там книгу. Углубление снова закрылось прямо на глазах. Сердце девочки подпрыгнуло в груди. Это было идеальное место. Олив уже собиралась открыть рюкзак, как вдруг у нее за плечом замерцал свет.

Она резко обернулась, прижавшись к стене.

Кто-то приближался.

Свет мешал разглядеть больше, чем просто силуэт, возникший в одной из каменных арок, но даже с такого расстояния она видела, что это был довольно крупный, коренастый человек со старомодным фонарем в руках. Свет от фонаря лился бледной рябью и скользил по камням замка.

– Кто идет? – крикнул незнакомец, подходя ближе.

– Гм… я… Олив, – пискнула девочка, распластавшись на стене, будто прибитая муха.

Вблизи силуэт превратился в мужчину – косматого, неухоженного мужчину с широким, доброжелательным лицом, укутанного в несколько серых плащей. Он поднял фонарь и посмотрел на Олив.

– О, – сказал он с удивлением. – Да это же малышка. А я думал, та леди, что приходила раньше.