Олив слегка задело, что ее назвали малышкой, но решила, что сейчас не время устраивать сцены.

– Нет, – сказала она, снова закидывая рюкзак на плечо. – Леди, которая тут жила, умерла. Теперь в доме только я и мои мама с папой.

Косматый уставился на нее с интересом. Заметил он книгу? Непонятно. Одно было ясно: теперь она уже ничего не смоет здесь спрятать – не под носом же у этого любопытного незнакомца!

– Я просто… кое-что искала, – пробормотала Олив потерянно и попятилась назад. – Но, кажется, этого тут нет. Наверное, мне лучше поискать в другом месте.

– Быть может, я смогу помочь тебе найти то, что ты ищешь, – предложил незнакомец, прежде чем она успела убежать. – Я – привратник. Моя обязанность – проводить людей в замок и из замка, отвечать на вопросы, показывать дорогу и все такое прочее. Но конечно, тут некому показывать дорогу. Чаще всего. Ну… – он замялся. – …то есть как-то раз было кому, но я не стал. Я просто присматривал за ними.

– За ними? – повторила Олив, бочком отходя к двери.

– За вами то есть. За тобой и мальчиком в ночной рубашке.

Она перестала отступать и посмотрела на привратника, ожидая продолжения.

Тот стер пятно сажи с носа.

– Я спрятался и следил за вами, – смущенно признался он. Сажа снова появилась на том же месте. – Сначала думал, что вы – та леди, или, может, ее шпионы. Она сказала, что, если я еще хоть с кем-нибудь заговорю, она вернется и… – Привратник тяжело сглотнул, – и избавится от меня навсегда.

– Да, это очень похоже на женщину, которая тут жила, – сказала Олив, снова пятясь к выходу. Книга в рюкзаке словно налилась тяжестью.

– Но это же обязанность привратника! – воскликнул косматый, словно она пыталась возражать. – Хочешь, я тебе покажу окрестности? – спросил он с энтузиазмом. – Можешь выйти и опять перейти через мост, но на этот раз я буду стоять на другом конце и держать фонарь, чтобы тебе было видно, куда идти.

– Спасибо, но мне правда пора. – Олив повернулась и поспешила в арку.

– Извини, что я подумал, будто ты – та леди, – продолжал привратник, который увязался следом за ней, будто большой грязный щенок. – На самом деле, ты совсем на нее не похожа.

Олив охнула, согнувшись. Гримуар стал уже таким тяжелым, что лямки рюкзака врезались в плечи. Нужно было выбираться и искать для него безопасное место.

– Во-первых, она была много старше. Лет на тридцать-сорок, я б сказал. И платье носила. И очень уж была аккуратная – ни один волосок из прически не выбивался. А еще она вовсе не спешила уходить, – добавил он с неприязнью, припуская рысцой, чтобы не отставать от девочки. – Прямо села и осталась сидеть. Сказала, что нашла этот замок, пока его еще не повесили, и спрятала туда, откуда его не заберут. Она носила очки – золотые, на цепочке, вроде как те, что у тебя. Сказала, что взяла их у подруги, но собиралась вернуть, так что, считай, просто одолжила. И еще сказала, что будет сидеть столько, сколько надо, чтоб превратиться, потому что подруга никак не согласится ее превратить.

Олив, которая как раз осторожно переходила через ров, стремительно обернулась и едва не потеряла равновесие. Привратник стоял на дальнем конце подъемного моста, подняв фонарь. Она уставилась в его покрытое щетиной лицо, освещенное тусклым светом. Он не мог говорить об Аннабелль МакМартин; ей незачем было красть очки…

– Что она сказала? – выдохнула Олив.

– Сказала, будет сидеть, сколько надо, чтоб превратиться, – повторил привратник. – Что ее подруга не соглашается ее превратить, хотя обещала, что они всегда будут вместе, как семья.

– Чтобы превратиться… в нарисованную?

Привратник пожал плечами. Фонарь качнулся в его руке, разливая тусклые лучи света по поверхности рва. Потом его брови поползли вверх и на лице появилось выражение удивления, словно у него в памяти вдруг всплыло давно забытое воспоминание.

– Она сказала… – Тут он помедлил, размышляя. – Сказала, что подруга передумала делать ее наследницей… Не знаю, что это значило. Но теперь, говорит, однажды подруга умрет, а она – нет. – Привратник снова пожал плечами. – Она долго тут оставалась. Приятно побеседовали. В смысле, пока она не начала угрожать. – Он посмотрел на серебристую воду. – Хорошо когда есть, с кем поговорить. Тоскливо быть привратником, если на пороге никогда никого нет.

У конца подъемного моста Олив покачнулась. Тяжесть книги заклинаний оттягивала плечи. К тому же она чувствовала, как дом тянет ее обратно, туда, где в холодном синем воздухе висел яркий прямоугольник света.

– А эта леди… сказала, как ее зовут? – спросила девочка, медленно пятясь в сторону рамы.

Привратник сжал губы и наклонил голову.

– Миссис… что-то там. Вроде бы на «н» или с «м» начинается. Что «миссис» – я помню, потому что сказал ей: «Вы, значит, замужем?», ну, из вежливости, а она мне так, знаешь, кисло: «Нет. Не была и теперь уже никогда не буду. Но люди перестали называть меня мисс давным-давно».

Ноша в рюкзаке, казалось, стала еще тяжелее. Оцепенело чувствуя, словно ее силой тащит назад, Олив побрела к рамке картины.

– Ну что ж, до свидания, – крикнул привратник немного недовольно.

– До свидания, – ответила она и надела очки.

– Можешь заходить в любое время, если что…

Но девочка уже наполовину вылезла из полотна на свой упругий матрас. Выбравшись полностью, она спихнула пейзаж на пол, вытянулась на одеялах и принялась думать. Но каждый раз, как пыталась собрать кусочки пазла воедино, перед мысленным взором возникала книга заклинаний, стряхивая все остальные мысли, словно невесомые частички пыли.

С раздраженным вздохом Олив расстегнула рюкзак и достала гримуар. Но он весил как обычно, и его легко было поднять, несмотря на плотность и толщину, – поднять и прижать к груди обеими руками. Ясно было, что книга не хочет отдаляться от нее, не желает оставаться одна в картине. И разве можно было ее винить? Вон, Мортон вечно жаловался на это…

Мортон. Олив высвободилась из порочного круга виноватых мыслей. С чего она вообще должна беспокоиться о мальчишке? В конце концов, он нарисованный. Он там, где ему место. А у нее и без того есть о чем подумать – вот, например, о гримуаре. Он-то уж точно не нарисованный, он должен оставаться в реальном мире, с ней.

Она перевернулась на спину и крепко обняла книгу заклинаний. Ей представилось, что она тоже ее обнимает… что из кожаной обложки тянутся тонкие серебряные нити или корни, оплетают ей ребра, оплетают сердце, и они с книгой превращаются в единое целое.

В ту ночь Олив опять снилось дерево. Почему-то оно казалось еще более огромным, чем раньше, синие ветви сияли в серебряном свете звезд, листья шептали, словно хор из тысячи голосов. «Олив, – шептали они. – Олив… Олив…»