собственной версии на стене у лестницы, с нашими нарисованными лицами и датами рождения. Камера долгое время направлена на Конора.

– Кто это там? – сказала Лили, снова проезжая в кадре, который повернулся на 180 градусов к песчаному берегу.

Тогда был отлив, и к нам подошла Нэнси. Мы остановились и уставились на силуэт отца вдалеке. Я посмотрела на лицо Нэнси, и натянутая улыбка, появившаяся на нем, подтвердила, что это он. Я уронила свой напиток, Лили стащила ролики, а Нэнси забрала камеру у Роуз, потому что следующим мы видим, как мы втроем бежим к отцу, которого не видели полгода. Он переоделся в Санта Клауса, но был босым, подвернув красные штаны до колен, чтобы не испачкать костюм морской водой и песком.

Мы бежали по берегу ему навстречу, будто он был смелым рыцарем, возвращающимся из сражения, что, я уверена, в то время обидело нашу мать. Это она осталась заботиться о нас, когда он ушел – вроде как, когда мои сестры были не в школе и нас не бросали на бабушку – но мы были всего лишь детьми и не понимали взаимоотношений разведенных родителей. Нэнси ждала на каменной лестнице дома, снимая встречу, пока Роуз не забрала камеру. Когда отец подался поцеловать Нэнси в губы, она повернула голову, подставляя щеку.

Одной из лучших вещей в возвращении отца со своих туров по миру были подарки, привозимые им из чувства вины. Не поймите меня неправильно, мы были очень рады его видеть, но нам также не терпелось узнать, что он нам купил. Мы с сестрами прошли за ним в дом и стояли на пороге музыкального зала, глядя, как отец открывает свой огромный чемодан – вместо того, чтобы распаковать вещи в спальне, где раньше ночевал с нашей матерью – с нетерпением дожидаясь увидеть, что внутри.

Лили никогда времени зря не теряла, поэтому выдала вопрос, больше всего интересовавший всех нас.

– Ты привез нам подарки?

– Может быть, – сказал отец и мы радостно завопили. Когда моя мать говорила «может быть», это значило нет, но когда это говорил отец, подразумевалось да. Одно слово, два значения. Может, мы были еще детьми, но мы лучше других знали, что наши родители разговаривают на разных языках.

Улыбка сползла с лица Лили, когда она открыла свой подарок, содрав упаковочную бумагу и даже не потрудившись прочитать аккуратно написанную карточку.

– У меня уже есть Walkman! Я сегодня его распаковала! – заскулила она.

– Ой, извини, принцесса. – Отец выглядел искренне расстроенным. – Мама сказала, что ты хотела его…

– Настоящий Санта Клаус подарил ей его, – сказала семилетняя я.

– Санта Клауса не существует. Почему ты такая глупая? – резко сказала сестра, смотря на меня так злобно, словно я была виновата, что она получила два одинаковых подарка. Я знала, что она говорит правду, и внезапно весь мой мир – не только Рождество – показался ложью. Я расплакалась.

– Лили, достаточно. Я упомянула о Walkman несколько недель назад, но папа забыл сказать мне и Санта Клаусу, что купил тебе его. Не волнуйся, дорогая. Я уверена, мы сможем обменять его на что-нибудь другое. Почему бы нам не сделать все как положено? Конор, возьмешь у меня камеру? Нам не стоит всем толпиться у двери, дайте отцу немного пространства, а подарки откроем в гостиной.

Лили скрестила руки на груди и надулась, когда отец собирал остальные подарки.

– У меня для тебя есть еще один подарок, Лили. Маленький, – сказал он, пытаясь вернуть ее расположение, когда мы все набились в другую комнату, не сводя глаз с подарков в руках отца, пока моя мать вытряхивала нас из пальто и шапок.

– Ради бога, Фрэнк. Мы же договаривались, каждой по одному подарку. – Слова Нэнси звучали так, будто застряли между зубами. Ее подарки были как и ее любовь к нам – всегда сопровождались ощущением экономии. Мы нетерпеливо расселись в гостиной. Я села ближе всего к елке и камину, и мне мгновенно стало слишком жарко, поэтому я сняла свитер. Под ним на мне было красное шерстяное платье с треугольным вырезом, украшенное белыми кружевными снежинками. Его мне подарила бабушка и я хотела носить его каждый день.

– Я знаю, как мы договорились, но я не удержался. Я нашел один маленький магазинчик в Вене и подумал о тебе, – сказал отец, протягивая Лили маленький розовый сверток.

Она сорвала бумагу и просияла при виде тиары, усеянной искусственными камнями.

– Потому что я принцесса! – сказала она.

– Да, так и есть, – заговорила бабушка, входя в гостиную в розовом с фиолетовым фартуке, звуча иронично, что в том юном возрасте я не могла оценить по достоинству. Она смерила Лили испепеляющим взглядом, а затем поставила поднос с теплыми мясными пирожками на стол. Бабушка – всегда предпочитавшая делать все по-своему – делала свою версию мясных пирогов в Рождество. В них был говяжий фарш, лук, секретная капелька Табаско, и они подавались с крохотными баночками подливы.

– Почему мы не можем поесть нормальных пирожков? – снова надулась Лили.

– Потому что нормальность это скучно, – ответила бабушка, потом обняла своего сына и села рядом с Нэнси. Думаю, она всегда хотела, чтобы наши родители снова сошлись, как и мы. Она вечно организовывала семейные собрания в надежде, что они действительно сплотят нас.

Камера повернулась к Роуз, снимая ее лицо крупным планом. Она держала коробку, завернутую в бирюзовую бумагу – ее любимый цвет. В отличие от Лили, она разворачивала подарок медленно, ничего не порвав, пока мы все ждали увидеть содержимое.

– Вау! Спасибо, пап, – сказала она, вытаскивая телескоп.

– Пожалуйста, а это на случай, если звезды не всегда будут тебе светить…

Роуз открыла второй подарок, и я помню, что это, еще до того, как вижу на экране: коробка светящихся в темноте звездочек.

– Спасибо! – снова сказала она, крепко обнимая его. И тут я осознала, что Лили ни разу его не поблагодарила.

– Я хочу звездочки! – заныла она, скрещивая руки. Отец не обратил на нее внимания.

– А это для Дейзи, моего маленького поросеночка, – сказал он, передавая мне коробку.

Внутри было пять новых книг. Красивые издания в твердом переплете, которые мне не терпелось прочесть.

– Важно иметь приключения, пусть даже в своем воображении. Иногда они лучше всех, – сказал он, звуча больше как бабушка. Потом он протянул мне второй подарок, но я не сразу поняла, что это.

– Это стереоскоп, – объяснил отец, оставляя меня в таком же неведении, пока я смотрела на красный пластмассовый предмет.

– Я знаю, что тебе грустно, потому что твои сестры