вечеринки одной. Просто остались наедине, и ну… ну, в общем… это… по-быстрому… Она не возражала. Я думал, одного раза будет достаточно, клял себя, даже думал, что в глаза ей на следующий день смотреть не смогу. Но время шло, все было у нас хорошо, а тут командировка в Сибирск… Там, в Сибирске, в гостинице, она пришла ко мне, села рядом, взяла мою руку и сказала: «Я, как никто другой, понимаю тебя – у меня дома все то же самое. Давай поддержим друг друга, поможем забыть обо всех проблемах. Я давно неравнодушна к тебе». В тот момент этих слов мне было больше чем достаточно. Это была наша первая ночь, самая прекрасная, сладкая, запретная… И я потерял голову.

Два года ураганной страсти: мы не замечали ничего вокруг, нам было наплевать на разговоры и сплетни за спиной, но вскоре наступил момент, когда нужно было что-то решать, Марина стала настаивать, – Захарченко потер виски руками и опустил глаза. – Понимаете, как и у многих, мой бизнес большей частью записан на жену (начинали-то мы все с ней, с нуля практически), и вот, когда я предложил ей развод, надеясь, что она согласится не дробить бизнес, а взять денежную компенсацию – она вдруг уперлась и сказала, что согласится только на продажу своей доли моему компаньону – тоже, кстати, Валерию, Маленкову. Я же при таком раскладе оставался с носом. Поговорил с Мариной, посоветовался. Объяснил, что с Маленковым бодаться мне вылезет боком: он из местных авторитетов, раздавит меня, как мошку. Марина пожалела меня и сказала, что все понимает… А через несколько недель я узнал, что у нее начался роман с Маленковым, и она бросила меня. Я пытался вернуть ее, но все было бесполезно. Потом эта история с запчастями… Она решила, что я специально из мести подставил ее, а ведь если бы я не убрал ее тогда с должности бухгалтера и не перевел продавцом в новый магазин, она могла бы и в СИЗО оказаться, и Маленков вряд ли стал бы возить туда передачки.

После всех этих перипетий она меня возненавидела. Потом я узнал, что она беременна от Маленкова, что он бросил ее, что она аборт сделала… Знаете, от нее в то время одна тень осталась. Я пытался поддержать ее как-то, надеялся хоть издали снова войти в ее жизнь, но она решительно оттолкнула меня. Она обвинила меня во всем, что с ней случилось. Продолжала на работу ходить с каким-то вызовом, сладко так улыбалась мне, здоровалась всегда, но я в глазах читал: ненавидела самым лютым образом.

Захарченко вышел из-за стола, приоткрыл окно и закурил. Он молчал несколько минут, а Никита тем временем пытался перевести повествование мужчины на казенный язык протокола.

– Мне многие тогда говорили, что этой женщине не нужны были ни я, ни Маленков – ей нужны были деньги и возможность показать окружающим, как она смогла подняться из продавщиц в бизнес-леди, – Валерий стоял спиной к Глушкову и разговаривал больше с собой. – Я никогда этому не поверю. Она настолько искренна в любви, настолько… страстна – такая женщина была бы мне прекрасным помощником, настоящей опорой… Я рад, что у нее появился этот Андрей, или как его там… С ним она ожила как-то. Видела, что мне больно от их отношений, и прямо-таки демонстрировала их. Да ладно, пусть будет счастлива.

– Не будет, увы, – пробормотал Глушков.

– Вы что-то сказали? – встрепенулся Захарченко.

– Я спросил, что с вашим компаньоном, с Маленковым?

– Да ничего. Он продал мне свою долю бизнеса и уехал с семьей за границу. Вроде как где-то в Германии живет, – Валерий подписал составленный Глушковым протокол и снова отвернулся к окну. Никита попрощался с ним, словно со стеной, и тихонько вышел, прикрыв за собой дверь.

«Ничего ты не знаешь, как же! Да я больше чем уверен, что именно ты и подставил ее во всей этой афере с запчастями – отомстить хотел, не мужик, а человек-контрацептив, тьфу, противно даже! Думал, она к тебе приползет, вся униженная, и будешь ты ею на халяву пользоваться, теперь уже без дальнейших обязательств. Совладелец уехал, ты теперь король, бояться некого, разделяй и властвуй, а она послала тебя подальше с твоими деньгами и шаловливым членом – так тебе и надо, урод!» – чуть ли не до самого управления чертыхался молодой полицейский.

Уже у себя в кабинете, составляя отчет для Шуваловой, Никита поймал себя на мысли, что его заинтересовала Марина. Заинтересовала, как женщина. «Только приступа некрофилии мне и не хватает для полного благополучия», – усмехался он про себя, но все равно пытался понять, чем же таким обладала эта женщина, что смогла очаровать такое количество таких разных мужчин. Да, ей не всех удалось удержать около себя – кто-то бросал ее, кого-то отталкивала она, но никто из них не скрывал, что искренне и глубоко любил эту женщину, ценил каждый миг, проведенный в ее объятиях.

Глушков еще раз взглянул на фотоснимок Марины. Мила, хоть и далеко не красавица в полном смысле этого слова. Не в его вкусе – ему импонировали другие женщины, – но на такую, как Марина, несомненно, многие заглядывались: выразительные глаза, пикантный, вздернутый вверх носик, темно-каштановые волосы, заплетенные в косу, минимум украшений… Тонкие руки…

Резкий телефонный звонок вывел Никиту из задумчивости.

– Приезжай вечером, ребятишки будут ночевать у мамы, я приготовлю что-нибудь вкусненькое и буду ждать тебя, – этот хрипловатый голос он узнал бы из тысячи.

– Я уже лечу, Наташенька! – в ответ легкий смешок и короткие гудки.

Глава одиннадцатая. Шубаново, наши дни

Саша Терехин сидел на крыльце дома своей бывшей тещи. Не любил он похороны – тяжело это все, особенно тяжело, когда приходится придавать земле близкого, пусть даже и в прошлом, человека. Бывший тесть, пожалуй, один из всей многочисленной родни сумел сохранить ясную голову и предложил ему, Александру, переночевать у них. Людмила и все остальные остались в доме Марины и Андрея, с Сашей согласилась пойти только Катюшка. А он так хотел поговорить еще и с Иринкой, попытаться снова найти с ней общий язык, так же, как и раньше, прижать ее к себе, погладить по волосам и шептать ей на ушко: «Ничего не бойся, я с тобой, моя принцесса». Он вздохнул. Дочка выросла, и не без подачи Марины, земля ей пухом, стала относиться к отцу с каким-то пренебрежением. За что? Этого он не мог понять. Он безумно любил своих девчонок, малышками баловал их, а когда стали постарше, старался проводить с ними как