– Это ты со своей шлюхой разводиться будешь, – зловеще процедил сосед, и яростная гримаса исказила его некрасивое лицо, сделав из Конкина чудовище. – Ну, а я тебе развод дам – только когда сам этого захочу. Так что иди пока домой, недосуг мне лясы с тобой точить. Устал я.

Конкин настолько недвусмысленно сунул руку в карман широких плисовых штанов, что безоружный Алан испугался за свою жизнь. Он молча попятился к двери, и, только захлопнув её за собой, вздохнул свободно. Гедоев добежал до лаза в заборе, проскользнул на свою сторону и задумался. То, что Конкин ему отказал, не удивило. Странно было другое: куда тот спешил? Алан не поленился и засел у окна в своём мезонине, чтобы выследить подельника. Ждать пришлось долго, но терпение принесло свои плоды: в сумерках дверь соседского дома отворилась, и оттуда вышел Конкин, а рядом с ним вышагивала огромная рыжая женщина.

«Неонила, – узнал Алан. – Так вот кто был в доме кроме Конкина. Значит, эта коровища всё слышала. Плохо… Лишний свидетель…» Хотя чего волноваться? Это как раз было делом решаемым: одного соседа завалить или на пару с любовницей – Алану было всё равно. Одной жизнью больше, одной меньше – для него не имело значения. Он задумался, что, может, следует присоединить к этой компании и собственную жену, пока та ещё не родила. А почему бы и нет? Вполне разумная мысль! А вот её любовника Алан собирался беречь. Очень-очень беречь эту дойную корову…

Вот всё и встало на свои места. План хорош – прост и ясен, оставалось лишь найти исчезнувшего Вано. Старуха – хозяйка дома, где снимал комнату Печерский, сообщила Алану, что её постоялец отбыл в Москву и велел ждать его обратно не ранее чем через месяц. Гедоев не представлял, что делать дальше. Места службы Вано он точно не знал, только слышал от жены, что Печерский устроился помощником к генералу. Куда теперь идти? Искать дом этого генерала? Да кто бы пустил туда бедного торговца? Алан печально вздохнул и уже собрался уйти, когда хозяйка поинтересовалась:

– А вы графу друг, что ли?

– Конечно, я привёз ему известие от его матушки, та на Кавказе сейчас живёт. Она уже совсем плоха, боюсь, не доживёт до приезда сына, – вдохновенно соврал Гедоев.

– Ах, как жаль! – расстроилась старушка. – Вам нужно разыскать графа. Как же остаться без благословения матери?! – Что-то вспомнив, она задумалась, а потом сообщила: – Мой постоялец, уезжая, говорил, что его начальнику друг предложил для проживания свой дом около Ивановского женского монастыря.

– Спасибо вам, добрая женщина, – поклонился Алан. – Даст бог, мать вашего постояльца выживет, а если нет, так он, может, к вам больше и не вернётся. Наследство ему на Кавказе достанется.

Старушка разохалась и, похоже, хотела ещё поговорить, но Гедоев быстренько распрощался. Нечего время терять, пора в дорогу! На червонцы Печерского он сможет долететь до Москвы за три дня. Кто-кто, а Алан в этом деле понимал лучше всех. Он лично будет выбирать на почтовых станциях свежих лошадей и экипажи полегче.

Экипаж графини Чернышёвой остановился у Никольских ворот Кремля. Лакей спрыгнул с козел и подбежал к застывшему в тени полосатой будки часовому – предъявлять разрешение на проезд. Солдат косо глянул на бумагу и поднял шлагбаум.

– Ну вот, Софи, можно сказать, приехали, – заметила Мари Кочубей. Она с тайной жалостью скосила глаза на измождённое лицо своей подруги и посоветовала: – Не нужно так волноваться, всё будет хорошо.

Но Софья Алексеевна лишь вздохнула. Тринадцать лет назад, вернувшись в Москву сразу после отступления французов, она увидела на Красной площади взорванные кремлёвские башни и испугалась почти до обморока. За прошедшие с той поры немалые годы графиня так и не решилась вновь побывать в Кремле. Она, конечно же, понимала, что к коронации всё должны были уже восстановить, но тем не менее с опаской поглядывала по сторонам – не дай бог, вновь зайдётся сердце при виде изувеченных русских святынь. Но все дворцы и храмы стояли на своих местах, да и выглядели так же, как и до войны. Софья Алексеевна наконец-то осмелела и обратилась к подруге:

– Стыдно признаться, но я после войны здесь не была, боялась тяжких воспоминаний. Неужели всё заново построили?

– Похоже на то. Я слышала, что монастыри и дворцы восстановлены. Арсенал снаружи достроили, а теперь отделывают внутри, – отозвалась Кочубей.

– Слава богу! – Софья Алексеевна перекрестилась на купола Ивана Великого. – Я тебя даже не спросила, куда мы едем, в Большой дворец?

– Нет, императорская чета давно облюбовала Малый. Александра Фёдоровна не любит огромных залов, а в Малом дворце ей уютно. К тому же наследник-цесаревич там родился, и у государыни остались добрые воспоминания о тех днях. Но и императрица-мать не стала одна занимать Большой дворец. Мария Фёдоровна поселилась в Теремном, а свои балы даёт в Грановитой палате.

– Как же всё сложно при дворе, – вздохнула Софья Алексеевна, – я никогда не понимала этих отношений…

– Наоборот, всё очень просто: император считает главным себя, его жена это понимает, ну, а все остальные, включая императрицу-мать, не должны об этом забывать.

Коляска обогнула Соборную площадь и пристроилась в хвост вереницы экипажей, свозящих нарядных дам к высокому, изогнутому крутой дугой крыльцу Теремного дворца.

– Смотри, сколько народу пригласили! – удивилась Мария Васильевна и начала по головам считать визитёрш, ступающих на широкие ступени. Увидев одну из дам, она обрадовалась: – А вот и Долли Ливен! Ты с ней знакома? Нет?.. Вон она – на лестнице. В честь коронации они с супругом возведены в княжеское достоинство. Не знаю, как её муж, но сама-то Долли эту честь давно заслужила. На ней ещё со времен войны держатся все отношения с Англией.

Софья Алексеевна постаралась разглядеть княгиню Ливен, но их экипаж был ещё слишком далеко, и она заметила только высокую фигуру в малиновом платье и пышные тёмные локоны. Дама легко взбежала по ступенькам и исчезла под каменным шатром верхней площадки крыльца. Зато следующая гостья поднималась по лестнице так медленно, что собрала позади себя пёстрый цветник из нарядных женщин.

– Мария Антоновна Нарышкина, – вздохнула Кочубей. – После смерти государя она сильно сдала, видишь, еле ходит.

Подруга называла всё новые имена, но Софья Алексеевна её не слушала. Она так боялась получить сегодня отказ, что у неё дрожали руки. Впрочем, услышанная краем уха фраза, отвлекла графиню от собственных переживаний.

– Кстати, сегодня объявили, что и Александру Ивановичу Чернышёву в честь коронации тоже пожалован титул. Его возвели в графское достоинство, – сообщила Кочубей. – Может, сей новоиспеченный граф теперь оставит вас в покое?

– Хотелось бы, – откликнулась Софья Алексеевна. Она так устала, что теперь была готова отдать всё, что угодно, лишь бы эта чёрная полоса наконец-то закончилась.

Экипаж поравнялся с крыльцом, лакей распахнул дверцу и помог дамам сойти на ступени.