в ладоши. — И развела их жизнь по разные стороны баррикад. И вот первый стал для второго «мусором».

— Интересная версия, хотя я слышал иную, но… — он взглянул на часы. — Не совсем обычный интерес для молодой девушки.

— А я подобным особенно и не интересуюсь. — ответил ему. — Просто однажды вроде бы заметка на глаза попалась…

Вернее, не заметка, и не на глаза. Был у менятаминститутский приятель, родом из Одессы, родственники которого, с его слов, были как раз из числа как первых, так и вторых. Он-то мне и поведал эту версию происхождения данного жаргонизма.

— Извините… — маман явно не оценила моего рассказа и, крепко схватив за руку, свирепо на меня посмотрела, замолчи, мол, — у моей Златы чересчур много свободного времени, и она читает разные глупости!

— Тяжко это, быть девчонкой-подростком. — я пожал плечами.

— Наверное… — улыбнулся адвокат.

— Точно вам говорю!

Он явно собирался сказать что-то еще, однако…

— Морозова? — обернувшись на нас через плечо, поинтересовался подошедший тип с капитанскими погонами, открывая дверь в нужный нам кабинет.

— Да. — тут же ответила маман.

— Проходите, пожалуйста. Стулья можете вон там взять. — он указал рукой на пять стульев, стоящих в ряд у стены, на которой «висел» Феликс Эдмундович.

Следователь, совсем молодой еще человек, точно не старше тридцати и, видимо, нарабатывающий в милиции стаж для последующей работы в адвокатуре. И судя по брелоку «BMW», нарочито дорогим часам незнакомой мне фирмы, выставленным напоказ, а также телефону, ботинкам и обстановке на рабочем столе, родом он из весьма состоятельной семьи.

— Так… — произнес следователь, включив компьютер и загрузив некий файл. — Морозова Ирина Сергеевна…

— Это я! — тут же заявила маман.

— …и Петрова Злата Анатольевна.

— Это моя дочь! — подтвердила маман.

— Ваши документы, пожалуйста, и вы… — следователь вопросительно поглядел на адвоката.

— Фамилия моя Быстров, зовут Романом Борисовичем. — представился адвокат, предъявляя удостоверение.

Закончив с установлением наших личностей, следователь…

— Галь, зайди, пожалуйста, у меня здесь допрос несовершеннолетней потерпевшей.

…набрал некую Галю, в которой, когда она через несколько минут вошла в кабинет, я тут же узнал одну из теток, приходивших ко мне домой, чтобы попытаться изъять меня.

Тогда, как, впрочем, и теперь, она была одета «по гражданке», так что я принял ее за «опековскую», однако она оказалась…

— Синицина Лариса Витальевна, капитан милиции, отдел по работе с несовершеннолетними, детский психолог. — вслух проговорил следователь, печатая при этом (видимо, внес ту же информацию в свой текстовый файл).

Некоторое время спустя.

Далее, весьма продолжительное время ничего интересного не происходило, следователь опрашивал маман, занося ее ответы в текстовый файл. Не происходило до тех пор, пока…

— Злат, а скажи, пожалуйста, этот человек оказывал тебе какие-нибудь знаки внимания… — впервые за время допроса подала голос психолог.

— Злат, можешь не отвечать на этот вопрос. — это вмешался адвокат, а маман (я посмотрел на нее), аж посерела лицом.

— Какие еще знаки внимания? — задал я вопрос.

— Ну, может, он поглаживал тебя где-нибудь или же… — уточнила она, а из моей памяти тут же всплыли слова соседа.

«Ирина, во всей этой ситуации самое неприятное — это то, что вас вполне могут попытаться лишить родительских прав. Не стану биться об заклад, но, возможно…возможно, именно это и является их основной целью».

— Нет, нигде он меня не поглаживал… — хотел было сказать, что он только «приголубил» меня картечиной, попавшей в мой телефон и оставившей на ноге здоровенный синяк, но вовремя спохватился. — И вообще, никакого сексуального подтекста в его действиях по отношению к моей скромной персоне никогда не было, если вы на это намекаете.

Адвокат, услышав мои слова, приподнял одну бровь, а маман…

— Ничего подобного Олег себе точно не позволял! — зло сказала, почти что выкрикнула она. — Я внимательная мать и тут же заметила бы изменение в поведении дочери!

Однако психолог на маман внимания не обратила, продолжив гнуть свою линию.

— Но этопосле, адо? В твоей карте указано, что у тебя случилась частичная потеря памяти. Как ты можешь быть уверена, что…?

— Злат, можешь не отвечать. — вновь встрял адвокат, поинтересовавшись затем у этой Гали. — Каким образом это относится к рассматриваемому событию?

— Все никак не уйметесь, да? — поинтересовался у психолога я, обратившись затем к адвокату. — Роман Борисович, тут просто одно на другое наложилось. «Опека» очень хочет изъять меня из дома, а маму мою лишить, по всей видимости, родительских прав…

Не дожидаясь реакции на свои слова, я спросил у следователя, где у них тут туалет.

— Выйдешь из кабинета, налево и до конца. — ответил тот.

— Мам, сходи, пожалуйста, со мной, а то мне…страшно! — заявил родительнице я и, не дожидаясь ее ответа, за руку потащил за собой.

В туалете.

— Ну чего, Злат? — поинтересовалась маман, все еще пребывающая в состоянии крайней раздражительности после слов психологички.

— О том, что в меня картечина попала ни слова, ясно?! — велел маман я.

— Нет… — начала было она, но…

— Мам! — я слегка повысил голос. — Не видишь разве, что делается? Эти твари…

Я кивнул в сторону кабинета следователя, имея в виду психолога и «опековских».

— …любой повод ищут, любую мелочь, чтобы прицепиться к ней и отправить меня на «передержку», а тебя лишить родительских прав! Это не шутки, ибо за нас всерьез взялись, кажись! А я не желаю, чтобы тебя лишали каких-либо прав, да и на «передержку» тоже…!

— Тебе удалось выяснить номер мамы Иры? — поинтересовалась маман. — Я у себя посмотрела, но не нашла. Забыла, наверное, занести ее номер в телефонную книгу.

Вчера вечером я поинтересовался у Стёши, нет ли у нее случайно номера Ирочки Швец.

Номера Ирочки у нее не оказалось, однако через десяток или около того минут, она мне скинула его смской.

Видимо, у кого-то из ее знакомых девчонок интересующий меня номер таки имелся.

Поначалу я думал, что Ирочка, едва завидев, кто звонит (номер телефона у меня остался прежний), попросту сбросит вызов,