временную регистрацию. — все это не было сказано извиняющимся тоном, просто констатация факта.

Этот следак чрезвычайно уверенный в себе тип! И судя по реакции моего нового-старого углеродного каркаса, именно такие «персонажи» моей Злате и по душе.

— Но он же преступник? — спросила более-менее оклемавшаяся мама. — Иначе, зачем бы ему понадобилось жить по чужим документам?

— Подозревается в мошенничестве в особо крупном размере. — подтвердил следак. — «Пропал без вести» около четырех лет назад. Был объявлен в местный розыск по Кировской области. И вот, наши коллеги из Кирова, заметив по телевизору свою «пропажу», связались с нами.

— И что же он натворил? — поинтересовалась маман.

— Он являлся учредителем некой коммерческой структуры, получил на нее крупную государственную субсидию, после чего обналичил средства и…все. — ответил следователь, пожав плечами.

— И много…? — продолжила допытываться маман.

Следователь назвал сумму, а я, услышав ее, присвистнул.

Тут не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что бывший «мамин друг» — банальный зицпредседатель, ведь будь все дело иначе и данный злобный организм уже давно обитал бы в условном Лондоне, откуда, как известно, выдачи подобных «персонажей» нет.

Ну или в Прибалтике какой-нибудь.

Однако, если честно, я удивлен, что с ним не произошел какой-нибудь очень несчастный случай. Сумма-то более чем серьезная, а значит, во всей этой истории замешаны очень серьезные люди, которые, по факту, и освоили средства, ибо это отнюдь не потребительский кредит на телефон и даже не ипотека на десяток-другой «лямов». Чтобы получить от государстватакое финансирование быть «учредителем коммерческой структуры» совершенно недостаточно…

И почему, интересно, он не находился в федеральном розыске?

— Злат… — обернулась маман. — Прекрати свистеть!

— Больше не буду. — пообещал я.

— И последний вопрос, Ирина… — продолжил следователь. — Он у вас не брал взаймы крупных сумм денег?

— А у меня никогда и не водилось «крупных сумм». — кисло улыбнулась мама. — Нет, Олег…в смысле Никита или кто еще он там, крупных сумм у меня не занимал.

Блин!

По моей спине пробежали мурашки, ибо если по какой-либо причине следствию вздумается произвести обыск у нас дома, то в иконах обнаружатся «бабки». Мои «бабки»! И никакими силами не доказать, что они мои, ибо и маман, и бабушка станут лишь ресницами хлопать…

— Ясно. Тогда вопросов к вам у меня больше не имеется. Ознакомьтесь и распишитесь, пожалуйста.

Распечатав протоколы допроса свидетелей, следак передал их адвокату, который принялся скрупулезно изучать их.

Некоторое время спустя.

— Вы точно хотите присутствовать при допросе подозреваемого? — поинтересовался следователь, когда заполучил подписанные экземпляры протоколов.

Допрос подозреваемого?

Капитан Синицына, детский психолог, тем временем убыла из кабинета вон. Ей явно хотелось узнать, что будет дальше, но…

— Я имею право! Я уточняла! — упрямым голосом заявила маман, поинтересовавшись затем — Злата же тут больше не нужна?

— Нет, присутствие вашей дочери более не требуется, она может идти. — ответил следак.

— Тогда я на секунду…

Маман, встав со стула, взяла меня за руку и потащила меня на выход из кабинета.

— Мам, что за фигня? Его разве еще не допрашивали?

— Не допрашивали. Этот…он был в полнейшем неадеквате, в общем, и его отвезли в психушку. — ответила родительница, которая, похоже, плотно держала руку на «пульсе» происходящего с ее «бывшим другом». — Все, Злат, тебе здесь больше делать нечего. Иди, пожалуйста, домой. Я скоро приду.

— Ты мне не говорила, что собираешься присутствовать при допросе этого злобного организма! — я махнул рукой в сторону двери кабинета. — Никуда я без тебя не пойду!

— Злат, если ты меня сейчас не послушаешься, мы поссоримся! — пообещала родительница.

— Окей! Как поссоримся, так и помиримся! Вот только уйдем отсюда мы вместе!

— Злата…! Почему ты у меня такая упрямая, а?!

— Мам, нафига тебе все это нужно?! Ты себя в зеркало-то видела?! Бледная как поганка и трясешься как осиновый лист! У тебя же зуб на зуб не попадает!

— Злат, иди домой…

— Только вместе с тобой!

Около десяти минут спустя.

С маман мы таки поссорились…

Вон, рядом сидит и дуется как мышь на крупу. Но это ничего…

Ничего, отойдет через денек, а может, даже и раньше!

— Да, заводите. — произнес следователь в микрофон своего мобильного, после чего обратился к маман. — Вашего бывшего молодого человека…

Он реально задрал называть тот злобный организм ее «бывшим молодым человеком»!

— …сейчас приведут сюда. Если не желаете присутствовать…

— Желаю! — отрезала та и раздраженно посмотрела на меня, однако более ничего уже не сказала, ибо знает, что без нее я никуда не уйду.

Пять минут спустя.

Все последние несколько минут в кабинете царила тишина (гнетущая я бы сказал), нарушаемая лишь гулом работающих вентиляторов компьютера; парой мух, которые, яростно жужжа, крутились возле окна, пытаясь вырваться из этого помещения; да время от времени кто-нибудь покашливал или двигал свой стул.

Все ждали.

Ждали, с совершенно разными эмоциями на лицах.

Для следователя и нашего адвоката, все происходящее — обычная каждодневная рутина, и на их физиономиях отражалась лишь скука, да желание, чтобы рабочий поскорее пришел к своему завершению.

Маман…

Мама сидела погруженная в собственные мысли, лишь иногда беззвучно шевеля губами, и было видно, что она готовит своему «бывшему другу» целую обличительную речь. Видимо, это одна из причин, по которой она так не хотела, чтобы ее дочь, я, присутствовала сейчас здесь.

Однако настоящие герои всегда уходят вместе, и маман одну я здесь не оставлю. Иначе вполне может статься так, что, войдя в околоток в качестве потерпевшей и свидетельницы, выйдет отсюда она в качестве обвиняемой, если не дай бог что-нибудь учудит, а такое не исключено.

Она женщина эмоциональная.

А я…

Мне же страстно хотелось отметелить ублюдка чем-нибудь очень твердым и очень тяжелым. Отметелить так, чтобы живого места на нем не осталось. Отметелить его за весь ужас, что мы с маман пережили в тот вечер, когда он устроил свою безумную охоту на нас. За мамину поврежденную ногу. За синячище на собственной