Еlégance Par Excellence

Новый элегантный ресторан «Mon Rêve»79 в Индианаполисе возносит изысканную кулинарию на новый уровень. Классическая французская кухня в сочетании с международными стандартами совершенства.

Безупречное обслуживание

Мерцающий шелк, серебро, благородный хрусталь Strauss

Опытный персонал из лучших ресторанов Европы, Нью-Йорка, Чикаго и Цинциннати

Весь разыгранный в тексте спектакль, несмотря на приземленную прозу последнего предложения, напоминает афишу, зазывающую в театр «Друри-Лейн» в истории про Гекльберри Финна. Герцог тогда, намалевав в конце строчку «Женщины и дети не допускаются», пояснил: «Если уж этой строчкой их не заманишь, тогда я не знаю Арканзаса!». Ресторан «Mon Rêve» – явно подобного мнимо-элегантного толка: гостям не дозволяется наливать вино самостоятельно – вместо них мучается официант, который время от времени, но всегда некстати, зависает у столика с торжественной миной и наполняет бокалы по самую кромку. В юго-западных краях, ближе к мексиканской границе, в таком ресторане будут предлагать Filet (или иногда Fillet) Mińon80. Иногда, желая внести какое-то разнообразие и противясь привлекательности таких ресторанов, средний класс зачастит на «театрализованные ужины» – вариант, железно гарантирующий любительское и посредственное качество как еды, так и искусства, что означает отсутствие острых углов и потому – желанность.

Пролетарский ресторан, напротив, будет как минимум без лишних претензий. Никаких тебе блюд flambé, никаких проходимцев с французским акцентом и скандальными опечатками в меню во французских названиях. Персонал в таких местах – обычные люди, такие же, как вы, и вы ведете с ним долгие дружеские беседы. «Как ишиас вашей матушки, дорогуша?» Обе стороны одинаково хотят нравиться, жаждут принятия, а не восхищения, и боятся показаться высокомерными. Как и с домашней едой, выход пролетария в ресторан происходит не поздно и стремительно. В маленьких городках на Среднем Западе бизнесмен из высшего слоя пролетариата обедает обычно задолго до 1: 30. После этого в ресторанах никого, персонал начинает накрывать столы к ужину, который редко начинается позже 6:00. Придя в ресторан, пролетарии никогда не рискуют и не заказывают ничего незнакомого – и потому обычно выбирают блюда, похожие на то, что они ели в армейской кают-компании или в столовой в колледже, – мясной пирог, печень и лук (иногда «с копченой грудинкой»), «швейцарский» стейк, рыбу по пятницам, а также пирожное макарони и сыр. Вся еда вид имеет довольно вялый, поскольку какое-то время дожидалась клиентов на подручном столе с паровым подогревом. В пролетарском ресторане высокого класса приборы из нержавеющей стали будут литыми, а не штампованными; будет салат-бар, предлагающий кочанный салат и несколько разновидностей порезанных овощей, жестких и на вкус одинаковых. Кофе в таких заведениях жиденький, даже в полной чашке вы увидите дно; подают его вместе с основным блюдом.

Телевизионная реклама весьма выразительно отражает пищевые пристрастия пролетариев. Причем реклама не столько самой еды, сколько реклама того, что за едой следует – всякие «нейтрализующие кислотность» средства вроде шипучих таблеток «Алка-Зельтцер», «Ролайд», «Дигель» и прочие аналоги активированного угля. Выдающаяся популярность таких средств видится мне сугубо американской – во всяком случае, я никогда не замечал ничего подобного в Великобритании, Франции, Италии или Германии. Похоже, только у нас выросла целая многомиллионная промышленность, поддерживающая пролетарскую привычку питаться мусором (вспомните хотя бы хот-дог с перцем чили) и заедать мусором же (как правило, мелом) неприятные последствия. Так что теперь, увидев рекламу пончиков (к вопросу о средствах для улучшения пищеварения), в которой мать семейства покупает коробку с надписью «Ваш домашний завтрак», вы без труда поймете, почему пролетарии так любят завтракать не дома. Причина, видимо, в том, что безвкусная сосиска в тесте, съеденная где-то на улице, лучше довольно сносной сосиски, которую вы сами можете поджарить дома. Объяснение, думаю, можно поискать у Веблена, который анализирует показные расходы на публике. Различие в том, что тут, скорее, не высшие, а низшие слои, ведомые мечтами, отправляются демонстрировать свою покупательную способность, пусть в утренние часы аудитория и невелика да и состоит в основном из других пролетариев, откликнувшихся на то же рекламное объявление.

Прежде чем отойти от темы еды и питья в рекламных образах, стоит сделать паузу и задуматься о классовом значении одного традиционного социального события, происходящего в январе. Речь о вечеринке «Супербоул» по случаю финальной игры за звание чемпиона Национальной футбольной лиги. Средний класс весьма благоволит к этой вечеринке, но все же по-настоящему она раскрывается в пролетарских слоях – но не в самых низах (ибо те никогда не «развлекаются» и не приглашают домой гостей, помимо родственников). Вечеринка «Супербоул» частенько оказывается мероприятием в стиле «принеси выпивку сам», а иногда это обильное дорогое возлияние, полностью за счет хозяина дома, решившего продемонстрировать, сколь он щедр и востребован. Супруга его обеспечит разнообразные закуски, а сам он выставит вдоволь пива, а порой и бурбон или имбирный эль; часто – вдобавок возьмет напрокат кинопроектор с огромным экраном, чтобы все могли следить за матчем. В некоторых пролетарских сообществах это «супер-воскресенье»81 считается крупнейшим событием года, тот, кто вздумает насмехаться над ним, рискует получить тумаков. Говорят, в Нью-Йорке и подобных ему исполненных скептицизма, неамериканских местечках иные осмеливаются на сатирические вечеринки «анти-Супербоул». Скепсис свой они выражают так: телевизор безжизненно мерцает темным экраном весь матч, гости хлещут водку и беседуют о чем угодно, только не о спорте.

Так что ваши пристрастия в сфере еды и питья вполне определенно сообщают, какова ваша классовая позиция. То же касается и практик, связанных с тем, как вы проводите выходные, лето, как путешествуете; и предпочтений в спорте – и в качестве непосредственного участника, и в качестве зрителя. Понятие «уикенд» за последнее столетие пережило печальное классовое падение и подверглось пролетаризации. Само понятие появилось в 1878 году – в период, который можно считать зарождением высокой буржуазной культуры. Тогда «уикендом» обозначали отдых с ночевкой в роскошных домах в сельской местности. И отправлявшемуся погостить таким образом очень пригождался совет, который и сегодня можно найти в британском «Debrett’s. Справочник в области этикета и современных манер» (1981): «Если вы планируете остановиться в величественном особняке, с полным штатом прислуги, то при упаковке чемодана помните: распаковывать его, быть может, будет кто-то другой». (Иными словами, воздержитесь от компрометирующих сексуальных аксессуаров.) От такого рода великолепия, которое некогда переняли лишь высший и высше-средний классы, понятие «уикенд» подхватил средний класс и высший слой пролетариата, и теперь оно означает мимолетный глоток свободы, который, повинуясь обычаю и закону, работодатель дарует своим наемным рабам. То, что уикенд сегодня воспринимается главным образом как пролетарское развлечение, ясно из вульгарных колонок в газетах типа «The New York Times» и «San Francisco Chronicle», пестрящих рекламными объявлениями для, видимо, безмозглых потребителей, с указаниями, чем им себя занять. В прежние времена отправлявшиеся на уикенд, судя по всему, сами знали, как провести время, и не нуждались в назойливых советах торговцев и журналистов. Ну, а когда в 1950-х годах во Франции появилась дешевая марка сигарет под названием «Weekend», стало ясно, что с точки зрения стиля идея уикенда себя изжила. И едва ли есть нужда пояснять, что для высшего класса, не имеющего работодателей и не занимающегося регулярным трудом, уикенд – не слишком осмысленное понятие, если не считать, что оно означает дни, когда банки закрыты.