своей комнате. В три часа призвал своего мальчика и спросил его, тепло ли в другой половине его покоев. «Свежо», – отвечал тот. «Дай мне плащ, пойдем: мне нужно там распорядиться». И он пошел с свечой в руках, крестясь во всякой комнате, через которую проходил. Пришел, велел открыть, как можно тише, чтоб никого не разбудить, и потом подать из шкафа портфель. Когда портфель был принесен, он вынул оттуда связку… Мальчик, догадавшись, упал перед ним на колени и сказал: «Барин, что вы это, перестаньте!» – «Не твое дело», – отвечал он, молясь. Мальчик начал плакать и просить его. Между тем огонь погасал, после того как обгорели углы у тетрадей. Он заметил это, вынул связку из печки, развязал тесемку и уложил листы так, чтобы легче было приняться огню, зажег опять и сел на стуле перед огнем, ожидая, пока все сгорит и истлеет. Тогда он, перекрестясь, воротился в прежнюю свою комнату, поцеловал мальчика, лег на диван и заплакал…[242]

«Еще до кончины узнали, что за день или два он ночью тайно от всех сжигает все свои сочинения и тут же „Мертвые души“…» – сообщала Д. Н. Свербеева Е. А. Свербеевой 26 февраля 1852 года.

«Ошибкой ли он это сделал или с намерением – нельзя совершенно утверждать, но он жалел потом…» – говорила В. С. Аксакова (письмо М. Г. Карташевской, 20‐е числа февраля 1852 г.).

Еще есть версия (материнская) о том, что сожжение было способом заговорить судьбу.

И еще пришла мне мысль, – писала М. И. Гоголь С. П. Шевыреву, – не вообразил ли он, что может с ним так случиться, как в Риме, когда он сжег, находясь при смерти, пятилетние свои труды и по воле Божией выздоровел и написал в лучшем виде, как ему казалось; верно, он вообразил, что и теперь то же может быть (письмо конца апреля 1852 г.)[243].

Сожжение «Мертвых душ» не было случайным, – напишет уже в 30‐е годы ХX века критик. – И перед кончиной своей Гоголь терзался вопросом, не зная, является ли его поэма подсказанной дьяволом-искусителем, или она – от Бога. Под влиянием речей о. Матфея он все больше приходил к убеждению, что она от дьявола[244].

Впрочем, сам о. Матфей давал несколько иную версию содеянного Гоголем:

Вас обвиняют в том, что, как духовный отец Гоголя, вы запретили ему писать светские творения?

– Неправда. Художественный талант есть дар Божий. Запрещения на дар Божий положить нельзя; несмотря на все запрещения, он проявится, и в Гоголе временно он проявлялся, но не в такой силе, как прежде. Правда, я советовал ему написать что-нибудь о людях добрых, т<о> е<сть> изобразить людей положительных типов, а не отрицательных, которых он так талантливо изображал. Он взялся за это дело, но неудачно.

– Говорят, что вы посоветовали Гоголю сжечь 2‐й том Мертвых душ?

– Неправда, и неправда… Гоголь имел обыкновение сожигать свои неудавшиеся произведения и потом снова восстановлять их в лучшем виде. Да едва ли у него был готов 2‐й том; по крайней мере, я не видал его[245].

Но была и версия самого Гоголя – слова его, сказанные А. П. Толстому и обнародованные М. П. Погодиным:

Вообразите, как силен злой дух! Я хотел сжечь бумаги, давно уже на то определенные, а сжег главы «Мертвых душ», которые хотел оставить друзьям на память после моей смерти[246].

Глава 2

СУДЬБА РУКОПИСИ

Загадка утраченного и обретенного второго тома

Как Вы полагаете, слухов об оставшихся сочинениях бездна. Достоверно то, что он всё сжег, – сообщил И. С. Тургеневу выпускник Московского университета Е. М. Феоктистов, который сам присутствовал на похоронах Гоголя. – Но вчера единогласно говорили, что у гр<афа> Толстого, его главного друга, у которого он жил и умер, остался запечатанный пакет, который откроют чрез 6 недель. Что в нем – неизвестно. Достоверно известно только то, что 2-я часть «Мертвых душ» сожжена. В последнее время Гоголь занимался огромным сочинением: «Толкование на литургию» – не оно ли осталось? (письмо от 25 февраля 1852 г., Москва)[247].

И все же, несмотря на уверенность в том, что второй том, или, как его в ту пору нередко называли, вторая часть поэмы сожжена, домыслы о том, что в чьих-то руках мог сохраниться ее список, возникали. Надежды возлагались в первую очередь на С. П. Шевырева, от которого к тому же можно было ожидать восстановления по памяти содержания, поскольку именно ему Гоголь прочитал наиболее полную версию второго тома: «Надеялись сперва, что что-либо уцелело у Шевырева, который издает его прежние сочинения и с которым покойник был очень дружен; но все надежды оказались тщетными. Шевырев читал более половины 2‐го тома, и как у него память славная, то он изложил содержание первых 7 глав», – писал В. А. Жуковскому А. И. Кошелев (письмо от 26 февраля 1852 г.)[248].

Тогда же начал циркулировать слух и о том, что список «Мертвых душ» мог сохраниться у дочери Николая I великой княгини Ольги Николаевны, бывшей воспитанницы В. А. Жуковского, которая с 1846 года жила в Вюртемберге, будучи замужем за принцем Вюртембергским.

Ищут, ищут повсюду, нет ли где какого списка со 2‐го тома «Мертвых душ», сожженных самим автором, и нигде не находят, – писал Д. Н. Свербеев Е. А. Свербеевой в Петербург. – Пронесся слух, будто Гоголь отдал список вел<икой> кн<ягине> Ольге Николаевне или Жуковскому; об этом можешь узнать сама[249].

Эту же версию в письме А. В. Веневитинову от 1 марта 1852 года изложил и Н. Ф. Павлов, описывая смерть Гоголя:

Дней за десять до смерти, ночью, часа в три, сжег все бумаги, так что Хомяков ни в одном ящике не нашел ничего, нет и готовых семи глав второй части «Мертвых душ», которые Гоголь читал Шевыреву. Неизвестно, отыщется или нет. Говорят, что список есть у великой княгини Ольги Николаевны[250].

12 марта Ив. В. Станкевич, младший брат Николая Станкевича, из Острогожска спрашивал Н. М. и А. В. Щепкиных:

Что будет с 2‐м томом «Мертвых душ», будут ли его печатать, осталось ли еще что-нибудь и к кому перешло? Это очень интересно. Неужели он сжег все, что было у него?..[251]

А М. П. Погодин в