Эта квартира такая огромная. В дальнем углу слева есть еще одна дверь, и Мэйсон открывает ее. Под потолком загорается теплый оранжево-желтый свет, и когда он кладет мою сумку, я нерешительно захожу внутрь. Комната самая обыкновенная, вероятно, около двенадцати квадратных метров. Два небольших окна, такой же красивый деревянный пол, как в гостиной, диван и зеркало. Больше в комнате ничего нет, но мне этого более чем достаточно, и я с трудом могу поверить, что Мэйсон разрешил мне остаться здесь. Что он забрал меня из клуба и не послал к чертовой матери.

– Ну вот, – говорит он только. – Ванную ты найдешь прямо за соседней дверью. Две комнаты справа от нее принадлежат… моим соседям по квартире. Последняя комната моя. Выспись, и когда встанешь завтра, мы спокойно обо всем поговорим. Диван можно раздвинуть.

Он говорит тихо.

– Спасибо, – я хрипло шепчу в ответ. – Я извиняюсь за гуакамоле.

Его губы дергаются в улыбке.

– Все нормально. Хотя я бы предпочел ананас. – Его глаза странно вспыхивают, на несколько секунд взгляд кажется немного мечтательным, и его улыбка становится шире. Затем он прочищает горло. – Тебе нужно что-нибудь еще?

Носок обнюхивает комнату, обнаруживает зеркало и останавливается перед ним. Он смотрит на отражение довольно скептически.

– Нет. Думаю, я буду в порядке. – Я пытаюсь улыбнуться.

– О, подожди. – Мэйсон исчезает и вскоре возвращается с толстым шерстяным одеялом и подушкой, которые он всовывает мне в руки. – Держи.

Одного «спасибо» уже не достаточно. Как я смогу отплатить ему за это?

В этот момент неожиданно громко раздается высокий лай, потом еще и еще, и я прихожу в ужас. Носок решил пообщаться с собой в зеркале.

– Тише! – шикаю на него я, а Мэйсон тихо ругается.

Слишком поздно, мы уже разбудили кого-то, потому что одна из дверей открывается у нас за спиной, я ясно слышу это. Кто-то выходит в коридор, наверное, один из соседей Мэйсона.

– Тут что, собака только что лаяла?

Этот голос. Несколько глубже и грубее после сна, но это безошибочно он. Я задыхаюсь. Это не может быть правдой.

Я оборачиваюсь, и мы с Купером впиваемся взглядом друг в друга.

Застонав, Мэйсон потирает лицо ладонями.

– Я так и знал, – доносится до меня его негромкое бормотание.

Босиком, одетый только в плотные черные трусы-боксеры, Купер неподвижно останавливается перед нами, и у меня нет сил, чтобы отвести взгляд. Вместо этого я вцепляюсь пальцами в одеяло в руках, прижимаю его к груди и вижу, как он, в свою очередь, начинает меня осматривать. Я знаю, что он видит: девушка с вьющимися волосами, торчащими во все стороны, лицо без макияжа, темные круги под глазами за стеклами очков и пижама, усыпанная маленькими разноцветными звездочками. Просто отпад.

Я, в свою очередь, не хочу разглядывать его.

Честное слово, я этого не хочу!

Дух силен, но плоть слаба… потому что глаза не слушаются меня, они блуждают по его телу и впитывают каждый сантиметр его нежно загорелой кожи. Я сразу замечаю татуировку у него на левой ноге и вместе с тем точеные мышцы бедер и голеней. Как раз в этот момент одна из мышц, чуть выше его колена, дернулась, и мое правое веко, кажется, решило моргнуть из солидарности.

Я не в силах остановить это: мой взгляд устремляется дальше. И останавливается на его белье, под которым проступают очертания тела – это почти вызывает во мне легкий стон – и выделяющиеся подвздошные кости, линии которых образуют красивую букву V. Тонкие темные волоски между ними рисуют дорожку, по которой мне хотелось бы проследить пальцами…

Я не могу остановиться, это какое-то безумие. Я изучаю его мускулистую грудь, широкие плечи, волевой подбородок и возвращаюсь к тому, с чего начала, – к привлекательному лицу.

Его глаза угрожающе сверкают, губы сжаты в узкую линию, а мои просто становятся такими сухими, что я даже не могу сглотнуть.

Здесь живет Купер. Почему именно он?

Не издав больше ни звука, он исчезает в своей комнате, и я слышу, как Мэйсон глубоко вздыхает.

– Не вини его. Спокойной ночи, Энди.

Он закрывает дверь и оставляет меня наедине со всеми моими вопросами.

Думаешь, все не может стать еще ненормальнее? Лучше не бросай жизни вызов.

Купер

Этого не может быть. Должно быть, мне все это снится. Я тру глаза, чтобы прогнать сон и хоть как-то прояснить свои мысли.

Эмоции так горячо и дико бурлят во мне, что я не знаю, что сделать сначала: накричать на Мэйсона и избить его, выбросить что-нибудь в окно или пойти обратно и поздороваться с Энди… Поздороваться, обнять ее, поцеловать, снять с нее эту странную пижаму.

Со стоном я запрокидываю голову в потолок, чувствуя, как в боксерах становится тесно.

Она здесь. Она всего в двух комнатах отсюда и будет спать там. Как я должен вынести это?

Вдох. Мне надо подышать и успокоиться.

Три…

Это нормально, что не все в порядке.

Два…

Все снова будет хорошо. Через какое-то время.

Один…

Иногда нам ничего не остается, кроме как сделать все, на что мы способны.

Она здесь. В пижаме. Среди ночи. Эти три вещи продолжают крутиться в моей голове…

Вдох. Энди не виновата. Но Мэйс! Боже, я убью его. В этот момент я слышу, как он, словно по заказу, входит в комнату, и немедленно поворачиваюсь к нему. Он опирается спиной на закрытую дверь и скрещивает руки на груди – спокойно, выжидательно.

– О чем, черт возьми, ты думал?

– Говори тише, или ты хочешь, чтобы она нас услышала?

Самые разнообразные эмоции отражаются на его лице. Вероятно, их не меньше, чем тех, что смешались сейчас во мне самом и уже грозят разорвать меня.

– Мэйс, – рычу я, – что она здесь делает?

– Сейчас середина ночи, так как ты думаешь? Она здесь ночует.

Кровь приливает к голове и шумит у меня в ушах так же неистово, как море бурлит во время шторма – дико и громко. И в то же время его слова вызвали во мне чувство, от которого мои внутренности судорожно сжимаются.

– Ты переспал с ней? У нас дома? И позволил ей остаться до утра? Несмотря на то что ты знаешь, что…

Я крепко стискиваю зубы, сдерживая яростное шипение. Все это просто лишает меня дара речи. Но прежде всего тот факт, что я едва ли знаю, что собирался сказать. Или, наоборот, знаю это слишком хорошо.

Я угрожающе встаю перед ним, но лучший друг внезапно усмехается, и тихий голос в моей голове убеждает, что он лишь пытается спровоцировать меня. Я сердито потираю шею, поворачиваюсь на пятках и начинаю мерить шагами комнату.