– Очень вовремя, – пробормотала она и крепко обняла подругу.

Та по голосу почуяла неладное и посмотрела Элли в глаза:

– Все в порядке?

– Джек уехал. – Элли вытерла глаза краешком фартука. – Мне так плохо, чуть только начнешь забывать, как боль вспыхивает с новой силой.

– Господи, Эл, когда это случилось? Почему ты мне не позвонила?

Элли вздрогнула от приступа головной боли.

– Я не могу, не могу говорить о нем, – и закусила губу. – Меня будто без ножа режут.

– Ой, солнышко, фантомные боли.

Элли кивнула. Мерри погладила подругу по голове.

– Мне очень жаль, но иногда одной любви недостаточно.

– Да, наверное, – прошептала Элли.

– Если только в книгах и фильмах, – печально вздохнула Мерри. – А в жизни все по-другому.

– Я так волнуюсь за него.

– С Джеком все будет в порядке, – заверила Мерри. – Я волнуюсь за тебя.

– Мама тоже. – Элли опустила глаза. – Она постоянно твердит о том, что так жить нельзя, и прочие ничего не значащие слова, а что я могу сделать? Он ушел и никогда не вернется, я не могу без него.

– Тебе нужно успокоиться. Выспаться или уйти с головой в работу.

– Я пытаюсь.

– Пытайся лучше. Иначе через месяц окажешься в психушке.

– Я знаю, – Элли вытерла глаза, – но мне совсем плохо. Я будто замаринована в боли. Это достаточно поэтично звучит?

– Еще как! – Мерри обняла ее за плечи. – Лучше уж пиши стихи, чем печь такие торты.

– А что не так с тортом? – удивилась Элли.

– Он совершенно не того оттенка!

* * *

В церкви только что закончилась панихида об упокоении Брента. Джек вышел, держа руки в карманах, не испытывая никакого облегчения от того, что самое тяжелое уже позади. Чтобы оказаться здесь, он отложил поездку в Кейптаун. Зря он это сделал. Лучше бы рассказать обо всем Элли. Выговориться. Она бы поняла. Теперь нужно поговорить с Сандерсонами, так странно и так глупо. Что он им скажет? Что ему очень жаль? Насколько искренне это прозвучит из уст человека, выжившего за счет смерти Брента? Мать Джека обнимала рыдающую миссис Сандерсон, мистер Сандерсон с покрасневшими от холода и слез глазами тут же неподалеку разговаривал с отцом Джека. Нужно было что-то сказать. Но что? Захотят ли они с ним разговаривать? Джек решил уйти.

На полпути к машине его окликнули:

– Джек!

Рука легла ему на плечо. Он обернулся, увидел миссис Сандерсон и вздрогнул.

– Куда ты так спешишь?

Сердце бешено колотилось. Он судорожно попытался придумать причину ухода.

– Гм.

– Я так рада, что ты пришел. Мы так рады.

О господи. Когда это мистер Сандерсон успел к ним присоединиться? Теперь не сбежишь. Придется присутствовать на вечере памяти, да еще быть в центре внимания.

Джек пожал руку мистеру Сандерсону:

– Рад познакомиться, сэр.

– Взаимно. Называй меня Дэвид.

– А я Джун, – сказала миссис Сандерсон.

Джек снова спрятал в карманах замерзшие руки и смущенно кивнул в ответ на приглашение мистера Сандерсона отправиться к могиле Брента. Джун, очистив надгробный камень от снега, положила на него руки.

– Мы хотим с тобой пообщаться, – сказал Дэвид. – Следим за твоими успехами. Ты сделал головокружительную карьеру. Молодец.

– Спасибо.

– А ведь ты не хотел приходить, – заметила Джун. – Не хотел с нами встретиться. Почему?

Джек не смотрел ей в глаза.

– Я не хотел причинить вам боль.

– И? – Джун ждала чего-то. Он снова почувствовал себя семнадцатилетним и испугался.

– Я не могу смириться с мыслью, что жив благодаря смерти Брента, – быстро выговорил он и замер в страхе, что подобрал не те слова.

Глаза Джун наполнились слезами.

– Солнышко, ты не виноват. Его судьба так сложилась.

– Но…

– Но я благодарна тебе за то, что ты не растратил попусту свою жизнь. Нас печалит только одно – у тебя нет ни дома, ни семьи. Почему так?

– Я…

– Мы знали, ты не проживешь свою жизнь зря. Но чувства вины ты испытывать не должен, – спокойно, но твердо сказал Дэвид.

Этот разговор неспроста. Наверняка мама постаралась. Иначе с чего бы им заботиться о его семейном счастье? Гнев тут же сменился чувством благодарности. Мама права.

– Вы считаете, я могу влюбиться? Создать семью? Зная, что Брент никогда не сможет испытать этого счастья?

Дэвид положил руку ему на плечо.

– Не только можешь, должен. Возьми от жизни все, проживи ее как можно счастливее, тогда и Бренту там, на небесах, будет лучше. Он был добрым мальчиком. Умел радоваться за других.

– Мы тоже хотим, – вздохнула Джун.

Джек сглотнул слезы. Только бы они не покатились по щекам.

– Знаете, что я вам скажу? Есть одна девушка, она смогла покорить наше сердце.

Джун улыбнулась:

– Ух, какая боевая! Мне она уже нравится.

В это время боевая Элли сидела на корточках в дорожной пыли и, замирая от восторга, любовалась своим новым приобретением. В лучах солнца, снова и снова пробивавшегося из-за черных туч, совсем как стареющая поп-звезда, которая никак не решится покинуть сцену, великолепное здание становилось просто ослепительным.

В кармане шортов Элли лежал скрученный в трубочку договор. Час назад миссис Хатчинсон его подписала. Интересно, как ей удалось этого добиться?

– С меня достаточно, – заявила она старушке, устав от препирательств. – Либо вы подписываете договор, либо я уезжаю из города.

– Как?

– Навсегда. «Пари» закроется, и половина населения лишится работы, а все остальные – местной достопримечательности. Вас устраивает такой расклад?

Миссис Хатчинсон, с которой еще никогда не говорили в таком тоне, от испуга согласилась продать здание по весьма сходной цене, так что у Элли осталось достаточно денег на ремонт. Он, бесспорно, требовался, причем капитальный. Отлично. Возможно, Элли с головой уйдет в работу и хоть ненадолго забудет о своем разбитом сердце. Ведь жизнь налаживается, если не думать о том, что Джек не вернется никогда. Никогда.

Что-то холодное коснулось ее плеча. Интересно, что это? Мороженое в стеклянном стаканчике? Как мило со стороны мамы!

– Оно потрясающее, правда? – выдохнула Элли, не в силах отвести глаз от здания.

– Потрясающее, но ты еще лучше.

Такой знакомый, такой родной голос. Элли, изумленная, вскочила. Джек вернулся.