– Нейтралитет? Вернуть?

– Нейтралитет. Против Фраера… Я говорил с «кумом», он мне все рассказал. И про то, как ты за меня подписался… И про подставу… Ты знаешь, кто меня подставил, и знаешь, кто подставил тебя.

– Знаю.

– И что нам теперь делать?

– Резонный вопрос.

– Меня бы больше устроил резонный ответ.

– Я не знаю, что делать.

– Зачем ты подписался за меня?

– Я разговаривал с Никиткиным. Он дал понять, что ты уже не жилец…

– Ты боялся остаться с ним один на один? – догадался Лукомор.

– Ну, не то чтобы боялся…

– У Фраера все козыря.

– А у меня одни «шестерки», – усмехнулся Одинцов.

– Это ты о своих операх?

– Почему об операх?

– А почему ты здесь?

– Мои опера работают.

– И много наработали?

– Татарина нашли.

– Кто такой Татарин?

– Человек Фраера. Он в Кустарева стрелял. Стрелял он, а вину свалили на Туманова и Еремеева.

– Так это же чистой воды подстава! – Лукомор пытался, но не мог сдержать эмоции.

– А ты не знал!

– Главное, чтобы ты знал! – не на шутку разволновался вор.

– Я знаю.

– Штриха ты расколол! Почему Татарина расколоть не можешь?

– Убили его. Чтобы мы его не раскололи, убили.

– Кто?

– Люди Никиткина.

– Найди этих людей!

– Нашел, – кивнул Одинцов.

– И что? – Лукомор не просто смотрел на него, а пожирал глазами.

– Расколоть не можем.

– Ты не можешь?

– Как я могу кого-то расколоть, если я здесь?

– А они где?

– Один в морге, трое под следствием.

– Трое?

– Один из них может показать на Никиткина.

– А ты здесь?

– А я здесь. К тому же вины за ним особой нет, так, ствол незаконный и липовая «ксива», за это особо не ухватишь. А ему легче срок малый отсидеть, чем Никиткина сдать.

– Он здесь, в СИЗО?

– В СИЗО, но не здесь.

– Сюда его надо! – загорелся Лукомор.

– Не в моей власти.

– Я из него всю душу! – Вор поднял руки и сжал кулаки.

– Я не против… – усмехнулся Одинцов. – Я даже за… Он бывший мент, его сюда, ко мне загонят… Если договориться…

– И что ты ему здесь сделаешь? Допрос устроишь? Этого мало. Тут реальный разбор нужен, братва постанову должна дать. А какая у тебя здесь братва? Чушье какое-то! – Лукомор презрительно скривился, глянув на дверь.

– Ну, можно и в общую камеру сплавить… Только сначала договориться надо.

– Так в чем же дело?

– Это непросто. Даже в обычной ситуации очень непросто, а у меня ситуация, сам видишь, какая. И еще Никиткин руку на пульсе держит. И палец на курке… Ты думаешь, почему меня сюда загнали?

– Да знаю, «кум» говорил, Фраер стравить нас хочет… Он реально руку на пульсе держит… Обрубать ему клешни надо… Здесь их ему и обрубим…

Одинцов хмуро кивнул. Он к вору в друзья записываться не собирался, но в союз с ним вступить обязан. Сейчас у них одна цель – свалить Никиткина. Ну а мирное существование в будущем – почему нет?..

Юля вышла из машины и с высоко поднятой головой направилась к больничному корпусу. Она не разглядывала проходящих мимо мужчин, поэтому и Гришу не заметила. Он даже хотел, чтобы она прошла, не заметив его, но все-таки окликнул ее.

Юля остановилась с таким видом, как будто услышала голос откуда-то из потустороннего мира.

– И что ты здесь делаешь? – спросила она, оторопело глядя на него.

– Погулять вышел. Сама видишь, какая нынче погода, – шутливым тоном проговорил он.

Гриша уже практически выздоровел, а у майора Одинцова – сплошной регресс. В СИЗО его перевели… А ведь судья мог изменить меру пресечения. Мог, но не изменил – как будто его сам Никиткин за бороду держал.

Фраер, похоже, всем сел на голову, никто и слушать Одинцова не хочет. Виноват, и точка… А если не хочешь в это верить, жди киллера. Такого же неуловимого киллера, который застрелил Гударева. Убийцу так и не нашли.

Областной УБОП по этому делу работает, след Лукомора ищут, а в сторону Никиткина даже не смотрят… Как будто сговорились все…

Ожогин пытается докопаться до истины, но не получается у него. Надо подключаться, вместе они обязательно что-нибудь придумают.

– Я не знаю, какая у вас там погода, товарищ старший лейтенант, а постельный режим никто не отменял.

– Постельный? С кем? – лукаво сощурился Кустарев.

– Ну, если есть желание, могу объяснить, – повеселела Юля.

– В палате?

– В палате!

– А может, дома?

– Ты серьезно? – задумалась она.

– Люди на фронт из госпиталей сбегали, а я всего лишь домой. В окопы постельного режима.

– Ты знаешь, мне нравится твое настроение, – заинтригованно кивнула Юля.

И в этот момент Гриша увидел гражданку Каштанову.

Откуда она взялась, он не понял, но увидел, как она разгоняется, направляясь к худосочному светловолосому мужчине в мятом белом пиджаке. Он стоял возле черного «Мондео» – в эффектной позе, игриво положив руку на открытую дверь, и Ирина Степановна перла на него как бык – с явным намерением забодать свою жертву.

А причина ее гнева стояла рядом с мужчиной – в виде женщины в голубенькой шапочке медсестры. Немолодая женщина, пухлая, полнощекая, с яркими живыми глазами. Но и мужчина был уже в годах.

Его «Форд» был припаркован через машину от Юлиного «Сузуки», и этим грех не воспользоваться.

– Реалити-шоу заказывали? – спросил Гриша, хватая ее за руку.

– Какое шоу? – не поняла она.

– Оно уже началось! Поэтому, пожалуйста, без разговоров! Машину открывай!

Каштанова была слишком увлечена своей целью, чтобы замечать кого-то. Светловолосый завороженно смотрел на нее и тоже не видел, что происходит вокруг.

– Ну и что это значит? – возмущенно взревела Ирина Степановна. Похоже, она собиралась схватить медсестру за волосы.

– Ира, неужели ты ничего не поняла? – стараясь сдерживать злость, сквозь зубы спросил мужчина.

Кустарев открыл правую заднюю дверь, по сиденью переместился к левому окошку, опустил его и услышал гневный голос: