– Это не имеет значения, – скривился Саньков.

– Значит, доказательствами вы меня прижать не можете?

– Не можем.

– Значит, нет на меня ничего?

– Только предположения.

– Предположения – в топку. А доказательств нет и не будет, потому что я не при делах.

Леонид очень хотел остаться вне досягаемости закона, поэтому задействовал самых опытных и преданных людей. И план хитрый придумал, и осуществил его. И Лукомора под раздачу подставил, и Одинцова «закрыл». Кто не с ним, тот против него, а врагов нужно уничтожать.

Все хорошо, но, увы, не так гладко, как хотелось бы. Татарин отказался занять почетное место в графе расходных материалов, сбежал, на его розыск отправилась группа Марка Сколкова… Говорили Никиткину, что майор Одинцов мужик фартовый, он не поверил, а так оно и оказалось. Кто ж знал, что Сколков на Одинцова нарвется. А Марк действовал в своей фирменной манере, при полном параде, с пневматическим автоматом наперевес. Говорил ему Леонид, что на этой фишке он когда-нибудь поскользнется. Не послушал. И влетел…

А фартовость Одинцову не помогла, Семен его переиграл по всем статьям. Сначала в ситуацию загнал, а потом ее утяжелил – вторым трупом.

У Семена все хорошо, а группа Сколкова снова облажалась, на этот раз по-крупному. Одинцова «закрыли», но остался его опер, такая же фартовая сволочь. На зверя этого ловца потянуло, на него он и нарвался. Пулю схлопотал, но и сам сломал ребятам игру. Один в больнице, другой в изоляторе. Хорошо, Татарина грохнуть успели…

И Гударева грохнули. Он мог вывести следствие на Семена, поэтому его и убрали. Семен сам лично об этом позаботился. Что-что, а следы заметать он умеет… Хотя и облажался с Мишей Веселым…

Маков о Семене мог только слышать, личных контактов с ним не имел, но было бы неплохо «зачистить» и его. Но как это сделать? Напрячь Санькова? Абсурд! Эта рыба хоть и на крючке, но хвостом бьет мощно. И в руки ее лучше не брать, а то выскользнет…

– Не все так просто, – сказал Саньков.

– Ну и какие сложности? – внутренне напрягся Леонид.

Слишком сложную комбинацию он разыграл, поэтому и проколов много. Он пытается держать ситуацию под контролем, и пока вроде бы все в порядке, но любой, даже слабый толчок в спину мог сбросить его в пропасть. И он прекрасно это понимал.

– Одинцов Макова допрашивал. На правах арестанта допрашивал. Избил его очень сильно.

Никиткин удивленно вскинул брови, но промолчал. С Маковым он лично знаком не был, но слышал о нем. Отличный боец, сильная, волевая личность, а Одинцов его избил… Как он мог избить, если Маков головой сразу три кирпича разбивает? Может, хитростью как-то взял?

– Маков практически раскололся. Сказал, что знает, кто дал отмашку на Татаринова, – внимательно глядя на Леонида, угрюмо произнес Саньков.

– Не надо на меня так смотреть. Не люблю… И кто такой Маков, не знаю…

– Тебе неинтересно знать, кто дал отмашку?

– Мне интересно знать, что против меня нет доказательств.

– Маков сказал про какого-то Семена. И Одинцову сказал, и мне сказал. Но кто такой этот Семен, он не знает. Гударев, сказал, знает. Но Гударева мы допросить не успели. Убили Гударева…

– И что?

– Возможно, Маков знает, кто такой Семен и как на него выйти. Знает, но говорить не хочет. Но теперь Гударева нет, и Маков понимает, почему с ним так поступили, поэтому будет цепляться за жизнь всеми своими присосками. А мы можем предложить ему массу вариантов – вплоть до программы защиты свидетелей. Если он сдаст нам Семена, мы выйдем на тебя. И тогда, сам понимаешь, что с тобой будет.

– Не будет. Не выйдут на меня. Потому что я не знаю, кто такой Семен.

– Как знаешь, я тебя предупредил.

– А не надо меня предупреждать, – жестоко сощурился Леонид. – За меня горой стоять надо. И если вдруг какие-то проблемы, ты сам должен меня на разговор вызывать, а не ждать, когда я тебя кликну. Ты меня понимаешь?

– Понимаю. И я на твоей стороне… Но всему есть предел… Зачем ты Одинцова подставил?

– У тебя есть доказательства?

– Доказательства нужны для суда, а я тебя судить не собираюсь. Мне просто нужно знать, зачем ты подставил Одинцова.

– Не подставлял я его.

– И все-таки, зачем?

– Какой ты настырный!

– И тем не менее…

– Ты наглый… Но не такой наглый, как твой Одинцов. И не такой опасный… На тебя есть компромат. Тебя можно похоронить морально, а его – только физически, – усмехнулся Никиткин.

– Теперь понятно, – волком глянул на него Саньков.

Нет, шакалом глянул. Волк не побоится напасть на более сильного противника, сойтись с ним в смертельной схватке, порвать его, уничтожить, а шакал может воевать только с беззащитными животными. И еще шакалы питаются объедками с царского стола, но при этом изображают из себя благородных зверей…

– Что тебе понятно?

– Не надо хоронить Одинцова физически, это уже слишком.

– А двадцать лет строгого режима?

– Он сильный, он переживет…

– Значит, говоришь, он какого-то там Макова допрашивал? – в раздумье спросил Никиткин.

– Допрашивал, – уныло кивнул Саньков.

– А он имел на это право?

– Нет.

– Тогда почему он это право получил? У заключенного не должно быть никаких прав. Он до сих пор у вас в изоляторе?

– Да, у нас.

– Ему предъявили обвинение?

– Да, сегодня был следователь…

– Значит, ему пора в СИЗО.

– Его переведут.

– Когда?

– Ну, в списки уже включили…

– Списки оставь себе, а его давай в СИЗО.

– Это требование? – слабо возмутился Саньков.

– Нет, это рекомендация. Категорическая рекомендация, – нагло усмехнулся Леонид, глядя полковнику в глаза.

– А если нет?

– Как ты заметил, Игорь Яковлевич, я тебя особо не напрягаю. Папочка на тебя у меня есть, но я ее не открываю. А могу! Давай не будем обострять наши отношения. Я сказал тебе, что нужно сделать с Одинцовым, и ты это сделаешь…

– Ну, если так нужно. – Саньков снова отстучал барабанную дробь по столу. На этот раз его пальцы выдали четкий, равномерно-дробный звук.

– Нужно… И постарайся отправить его к Лукомору.

– Что? – встрепенулся полковник.

Никиткин скривил губы в презрительной ухмылке, вытер салфеткой руки и поднялся.

– Если вдруг какие-то проблемы, Игорь Яковлевич, звони. Держи меня в курсе… Ты же не хочешь пойти на дно вместе со мной?