– Нет, мы еще ничего не знаем. Лорд оставил все своему благотворительному фонду, но мы – биологические наследники. На самом деле мы должны в обязательном порядке иметь право на какую-то часть наследства, – с усмешкой объяснил Престон.

Я от души надеялась, что Блейк и Престон получат что-то из его состояния. Деньги, правда, не разрушили бы проклятие, но, возможно, это могло бы помочь нам в решении проблемы.

Престон откинулся на спинку стула.

– Как ты смотришь на то, если мы возьмем деньги и просто сбежим?

– Ты это серьезно?

– Мы могли бы совершить кругосветное путешествие и просто оставить всю эту чертовщину позади.

Мысль была красивая, но это было не так просто.

– Это не решение. Проклятие настигнет нас снова. Так говорила мне бабушка Лили.

Престон поднял руки.

– Кто-кто, а бабушка Лили точно знает, она же ведьма.

– Она не ведьма, – возразила я.

– Зато ее внучка точно ведьма.

– Не начинай снова. Лили не ведьма.

– В конце концов, у нее рыжие волосы. И если бы она могла произносить проклятия, то обязательно бы это делала.

– Но она этого не делает, – защищала я Лили.

– Как скажешь, – мягко заметил Престон. – Но мы должны сейчас говорить не о твоей надоедливой подружке, а скорее о нас. Раз уж ты не хочешь совершить со мной кругосветное путешествие, то как насчет другой захватывающей поездки? – он призывно поднял брови.

С его кривой улыбкой я хорошо могла себе представить, почему девушкам было трудно сопротивляться ему. В этот момент из кухни вышел официант с нашим заказом и поставил на стол две дымящиеся тарелки тыквенного супа.

Я подождала, пока он не окажется вне пределов слышимости.

– Ты хочешь, чтобы мы вместе снова взглянули на истину?

Кивнув, Престон схватил ложку.

– Почему бы и нет? В прошлый раз было довольно круто. И мы могли бы проверить, что еще можно сделать.

Невольно я прикусила нижнюю губу. Любопытство и в самом деле все это время съедало меня. Слишком велик был соблазн попробовать еще раз.

– В прошлый раз я была довольно измучена, но твое предложение звучит неплохо. – Мгновение я колебалась. – Тем не менее я не уверена, что это сработает. Ведь мы до сих пор не знаем, почему это случилось в церкви.

– Мы узнаем это, только если попробуем еще раз. Нам ведь нечего терять, не так ли, Джун? – тон его голоса снова был немного провокационным. Почему-то мне нравились его оптимизм и легкость, сквозившие в словах.

– Мы просто посмотрим друг другу в глаза на мгновение, и – оп! – я буду сопровождать тебя в красиво сверкающей истине.

– И в какую же истину мне взять тебя с собой?

Престон медленно огляделся. Внезапно его глаза загорелись.

– Что ты думаешь об Уилфреде? Он мог бы знать, где находится блокнот с розами, которым ты так интересуешься.

– Неплохая идея.

Престон театрально схватился за грудь.

– Это что, была похвала?

Я только покачала головой.

– А как же твой дар?

Престон отломил кусок хлеба и обмакнул его в суп.

– Он тоже продолжает развиваться. Теперь я могу внедрять ложь в головы людей, как это делал лорд Масгрейв.

– Звучит ужасно.

– Это только наполовину так страшно и на самом деле вовсе не интересно. Люди и без моей помощи достаточно врут. – Он сунул кусок хлеба себе в рот.

Следующие несколько минут мы провели, разговаривая о более безобидных вещах и наслаждаясь нашим супом. При этом я узнала, что Престон одобряет отношения дяди Эдгара и Кейт и что он подал заявку на изучение музыки как в Кембридже, так и в Оксфорде. Видимо, события последнего времени сделали его несколько более целеустремленным. Летом он собирался в путешествие автостопом по Южной Америке, а я планировала провести свободные от школы месяцы в Германии. Я ненадолго увижусь с родителями на Рождество, но мне подумалось, что было бы хорошо провести с ними больше времени.

Было приятно на мгновение отбросить все заботы и сделать вид, что впереди беззаботное будущее, даже если это было не так. Поужинав и расплатившись, мы подошли к столу Мадлен и Уилфреда.

– Добрый день, мисс Мэнсфилд, мистер Бофорт, – официально поприветствовал нас дворецкий, в то время как кудрявая француженка с короткими черными волосами тепло обняла меня.

– Ma chе́rie[1], все собираются на хёрлинг. Я просто скажу сумасшедшие, это так. Взрослые мужчины превращаются в обезьян и бегают за маленьким серебряным мячом. Глупо.

– Это особое мероприятие, – дипломатично ответила я, прежде чем заглянуть в глаза Престону, а затем и Уилфреду, чтобы не терять времени. И действительно, потребовалось всего мгновение, чтобы все вокруг застыло. Деревенский паб превратился в мир из стекла. Зеленая вывеска за баром светилась так же, как и золотистая жидкость в бокалах Уилфреда и Мадлен.

– Сработало! – услышала я возглас Престона, вышедшего из оцепенения рядом со мной.

Я с облегчением улыбнулась ему.

– Теперь мы знаем, что это работает.

– И как это работает. – Престон схватил меня за руку. – Давай начнем, Джун. Сделаем это.

Его решимость мне понравилась. Я постаралась сформулировать свой вопрос как можно точнее.

– Вы знаете, где находится записная книжка тети Катарины? – прошептала я Уилфреду. Через мгновение наше окружение рухнуло. Осколки медленно опускались на землю, кружась вокруг нас в луче яркого света.

Мы оказались в коридоре Грин-Манор, который как-то странно сверкал. Все загадочно блестело, словно покрытое снежными кристаллами, и в дверь постучала более молодая версия Уилфреда.

– Войдите, – услышала я голос, раздавшийся изнутри.

Уилфред открыл дверь.

Первое, что я увидела, был темный комод рядом с кремовым подоконником, на котором стояло несколько фотографий Престона и Блейка в разном возрасте. Фотография Блейка во время верховой езды стояла рядом с фотографией Престона во время серфинга, за ней я увидела еще серию семейных фотографий. Мой взгляд продолжал блуждать по комнате, которая, по-видимому, была спальней дяди Эдгара и тети Катарины, потому что я никогда не была здесь.

Тетя села на кровати со светло-золотистым покрывалом и посмотрела вверх на Уилфреда.

– Да?

– Извините за беспокойство, мадам, но у вас гости. Это миссис Зильберлинг из благотворительной организации. Она хочет поговорить с вами.

Внезапно Престон глубоко вздохнул и схватился за дверной косяк, как будто ему нужно было что-то, за что он мог держаться.