— Вы не могли бы сделать шаг назад, чтобы я сделал снимок? — попросил фотограф стилиста.

— Серена, а вы не подпишете эту фотографию для моей коллекции, — попросил маленький мужичок в кожаных штанах, постриженный под ежик.

— И мне тоже! — вторил ему еще чей-то голос.

Серена подтянула голубые облегающие джинсы от Леза Беста, за которые получила столько комплиментов, и стала позировать перед камерой: рукой она указывала на надпись на футболке «Я люблю Аарона» и широко улыбалась.

— Уверен, что, если бы вы выставили на аукцион эту футболку прямо сейчас, продали бы ее за тысячу долларов, — пытался сострить фотограф, делавший снимок. — Но, конечно же, вы с ней не расстанетесь.

Серена сделала еще затяжку, пока окружившие ее люди ждали ответа. Футболка была классной, но это был всего лишь экспромт: Серена не говорила Аарону о своей задумке, потому что считала, ему эта идея покажется ему нелепой, а ей хотелось как-то отблагодарить его за то, что он пришел на шоу в тот вечер, ее вечер. Она все делала экспромтом, именно поэтому мысль об аукционе показалась ей очень даже интересной. Она могла потратить деньги на благотворительность, например на программу «Маленькие сердца», куда пойдут деньги, и от проведения бала на день святого Валентина.

— А почему бы так и не сделать! — легкомысленно засмеялась она.

Поклонники ее приветствовали эту новость восторженными криками и последовали за Сереной к бару, словно завороженные мыши за сказочным крысоловом.

— Кто желает купить футболку? — крикнула Серена, залезла на стойку бара и стала ходить по ей, как по подиуму.

Конечно, с этой затеей мог справиться только тот, кто был так же великолепен, как она. Диджей подыграл ей: он поставил старую песню Мадонны «Вог» и включил колонки на полную мощность. Серена покачивала бедрами и выставляла вперед грудь — это было настоящим приколом. Взгляды всех присутствующих были устремлены на нее.

Кто-то крикнул:

— Пятьсот долларов.

— Кто больше? — Серена подзадоривала обалдевшую толпу. — Все деньги пойдут на благотво-

рительность.

— Семьсот!

— Восемьсот! Серена прекратила танцевать, закатила глаза и достала сигареты, словно говоря: «Ваша жадность нагоняет на меня тоску». Толпа засмеялась, и ей сразу же предложили около пятнадцати зажженных зажигалок. Она наклонилась, чтобы прикурить у какого-то счастливчика в меховой жилетке, тут же отпрыгнула от него и продолжила трясти бедрами под музыку, выпуская облако дыма. Она ждала, когда стоимость футболки возрастет.

— Тысяча долларов! — крикнул парень в меховой жилетке. Он видел Серену вблизи и знал, что футболка того стоит.

Серена подняла руки вверх и громко закричала от радости, подзадоривая кого-то поднять цену еще выше. Стыдно признаться, но ей было все равно, что Аарона нигде не было видно. Может быть, она и любила его, но сейчас отрывалась по полной без него.

— Мы можем попросить дворецкого раздеться и поиграть нам на пианино, — сказала Джорджи Нейту. — Он делает все, что я ему говорю.

Когда сеанс групповой терапии закончился и нестационарные больные разошлись по домам, снегопад был настолько сильным, что Нейт не мог поймать машину, чтобы доехать до вокзала. И тогда Джорджи предложила подвезти его. А когда они добрались до вокзала, выяснилось, что поезда прекратили ходить, и любезной Джорджи ничего другого не оставалось, как отвезти Нейта на своем черном «Рейндж-Ровере» к себе домой. Теперь они сидели на полу ее огромной роскошной спальни и курили траву, наблюдая за тем, как за окном все шел и шел снег. В четырехэтажном доме в Верхнем Ист-Сайде, в котором вырос Нейт, у них был и лифт, круглосуточный повар. Но в особняке Джорджи и было то, чего не было у них, — много-много места в доме и акры земли вокруг. Можно сказать, что поместье было городом, в котором у Джор-жи был свой собственный район, где она могла делать все, что хотела, в то время как ее старая английская няня лежала в постели и смотрела Би-би-си, а остальные слуги занимались каждый своими делами. В ванной Джорджи даже была римская скамеечка, на которой можно было полежать в ожидании того, как заполнится мраморная джакузи шириной в три с половиной метра.

— Мы могли бы позаниматься сексом на ступеньках, было бы прикольно, — сказала Джорджи. Это сведет с ума всех слуг.

Нейт прислонился головой к изножью кровати с пологом на четырех столбиках, размеры которой были поистине королевскими, и взял косяк, который они курили по очереди.

— Давай сначала просто посмотрим, как идет снег.

Джорджи перевернулась на спину и положила голову на ногу Нейта, на нем были темно-синие брюки с лейблом «Культура гуманизма».

— Блин, ты такой славный. Я не привыкла тусоваться с такими, как ты.

— А какие у тебя друзья? — спросил Нейт, присосавшись к косячку. Марихуана была ничего и казалась еще лучше оттого, что некоторое время ему пришлось обходиться без нее.

— У меня больше нет друзей, — ответила Джорджи. — Они все забили на меня, потому что у меня не все дома.

Нейт положил ей на голову руку и начал перебирать ее волосы. У нее были роскошные, невероятно мягкие волосы.

— Я постоянно тусовался с этими тремя пар нями из своего класса, — сказал он, имея в виду Джереми, Энтони и Чарли. — Но несколько дней у меня не было возможности оттянуться, и я их не хотел видеть, понимаешь?

— Это то, что Джеки называет негативной дружбой. Позитивная — это, когда ты прикалываешься с ними, создаешь что-то вместе с ними, например: печешь печенье, делаешь коллажи и лазаешь по горам.

— Я твой друг, — тихо предложил Нейт. Джорджи потерла головой о его ногу.

— Я знаю. — Под ее облегающей белой футболкой вверх-вниз дергались не такие уж маленькие груди. — Хочешь, испечем печенье?

Нейт приподнимал пальцами локоны ее волос и отпускал их, и прядь за прядью они падали к нему на колени. У Блэр тоже были длинные волосы, но не настолько гладкие и шелковистые, как у Джорджи. Прикольно, что все девчонки такие разные.

— Можно, я тебя поцелую? — спросил он, хотя вовсе не хотел, чтобы его просьба звучала так формально.

— Ладно, — прошептала Джорджи.

Нейт наклонился, провел губами по ее носу, подбородку и, наконец, губам. Она тут же ответила на его поцелуй, затем поднялась и легла, опершись на локти.

— Это то, что Джеки называет «способствовать пристрастию»: ты делаешь что-то, от чего ты чувствуешь себя хорошо только временно, вместо того чтобы «залечивать раны».

Нейт пожал плечами:

— Почему же это временно?

Он показал на световой люк, который был полностью засыпан снегом:

— Я никуда не тороплюсь.

Джорджи встала и удалилась в ванную. Нейт слышал, как открылась дверца шкафчика, как зазвенели пузырьки с таблетками, как побежала вода. Затем она вышла с зубной щеткой во рту, ее светло-карие глаза так светились, как будто на нее снизошло прозрение или, по крайней мере, посетила какая-то хорошая мысль.