Этот был наполнен камушками почти наполовину и солидно, даже как-то увесисто побрякивал.

Подполковник сразу, даже не заглянув в него, передал мешочек прокурору района. Тот вместе с ментами стал рассматривать мелкие камушки, которые сразу вытащил из мешочка. Пальцы у прокурора подрагивали так, словно он кур воровал.

– Да здесь ведь целое состояние, – отметил один из ментовских подполковников.

Рыбаков принял из рук солдата, только что подошедшего к нему, переговорное устройство и нажал кнопку вызова.

– Сумкин, поднимайся вместе с пленными, то есть с задержанными. Мой велосипед не забудь взять, – распорядился он.

– Велосипед? – спросил майор Соловьев.

– Пешком между шахтными стволами все ноги сбить можно, и все равно никуда не успеешь, – сказал командир взвода. – Так я домой сбегал, старенький велосипед сам у себя из сарая украл. Жалко его бросать внизу. Сгниет он там, под землей.

– Понял, товарищ старший лейтенант. Сейчас за ним сбегаю, – отозвался Сумкин.

– У тебя монокуляра нет, но это не беда. Смело пользуйся тактическим фонарем. Теперь можно. Подниматься будешь, невольников с собой захвати. Объясни им, что теперь они свободны. Почувствуй себя настоящим фракийским гладиатором Спартаком, который рабов освобождал. Гони! – проговорил старший лейтенант.

– Понял. Гоню.

А Соловьев опять задумался. Наличие велосипеда, тем более старого, было еще одной косвенной уликой против старшего лейтенанта Рыбакова. Майор знал, что такое совокупность косвенных улик, слышал об этом от офицеров своего управления.

Но ему было известно и то, что для суда этого обычно бывает мало. Нужна еще хотя бы одна прямая улика. Пусть даже это будет опознание Рыбакова тем же самым уголовником, однофамильцем руководителя областного следственного управления, хотя словам данного типа верить можно только с большой натяжкой. Никто не знает, для чего ему может понадобиться ложь.

Майору Соловьеву очень хотелось посоветоваться с подполковником Соколовским. Врач или фельдшер «Скорой помощи» только что перевязал его и не разрешал встать с носилок, хотя подполковник постоянно рвался это сделать. Санитары принялись грузить пациента в машину.

– Надолго он слег? – спросил майор этого медика.

– Череп крепкий. Не проломлен. Но сотрясение мозга тяжелое. Как минимум месяц, думаю, проваляется, – ответил тот.

– Месяц, это слишком много, – посетовал майор. – Мне, кстати, тоже ногой по затылку крепко досталось. Меня не осмотрите?

– Садитесь в машину, – предложил ему медик.

Осмотр он вел самыми простыми методами. Сначала ощупал затылок своими ловкими, как у профессионального шулера, пальцами. Потом начал водить перед глазами пациента авторучкой с позолоченным пером.

– Следите за ней взглядом, – сказал медик, уводя эту канцелярскую принадлежность сначала в одну, затем в другую сторону. – Рези в глазах нет?

– Никак нет.

– Ну что ж, могу вас только поздравить – сотрясения мозга я не вижу. Череп целый, хотя подкожная гематома заметная. Она начнет болеть только завтра утром, потом пройдет. Вас спасла крепкая шея. Она, в дополнение ко всему, еще и гибкая, сумела амортизировать при ударе. Мышцы хорошие. Можете продолжать работать.

Майор Соловьев вынужден был признаться себе в том, что растерялся. Без подсказки подполковника Соколовского он, честно говоря, даже не знал, что ему делать.

Однако когда из шахты, расположенной неподалеку, был поднят велосипед старшего лейтенанта Рыбакова, майор Соловьев рьяно принялся его исследовать и нашел следы от ржавчины на раме, сделанной из какого-то сплава типа дюралюминия или чего-то в этом роде, коррозии не поддающегося. Алексей Валерьевич соскоблил ржавчину веточкой, которую отломил от дерева, стоявшего рядом, на лист бумаги, который свернул конвертом. Пробирок у майора с собой не было. Они лежали в портфеле у подполковника Соколовского. Но Соловьев не имел ни малейшего понятия о том, где в настоящее время находился этот портфель.

Он закончил осмотр велосипеда и тут же поймал на себе насмешливый взгляд старшего лейтенанта Рыбакова.

– Что ищите, товарищ майор? – полюбопытствовал тот. – Расскажите, может, я подскажу, и тогда найдете.

– Может быть, – согласился Алексей Валерьевич. – Вот, к примеру, попытайтесь объяснить мне, неразумному, откуда на вашем велосипеде взялись следы ржавчины.

– Странный вопрос, – ответил Рыбаков уже почти хмуро. – Велосипед ведь представляет собой железяку. Любая из них имеет почему-то странное обыкновение ржаветь.

– Но не велосипедная рама. Она сделана из сплава, не подверженного коррозии. Ржавчина попала на нее явно с какого-то предмета, например, со старой водопроводной трубы. Какое объяснение вы придумаете на это?

– Да мало ли к чему я велосипед прислонял. И в сарае ржавых железяк полно, и в шахтах тоже. Вот так, как вы говорите, она на раму и попала.

– И вообще, товарищ майор, не заставляйте нас жалеть о том, что мы вас спасли, – сказал старший сержант Ларионов, стоявший тут же.

Это уже был удар ниже пояса, запрещенный во всех видах единоборств, в том числе и в армейском рукопашном бое. Алексей Валерьевич и без того чувствовал себя не совсем уверенно как раз по причине своего спасения. Хотя, если разобраться, то выходило, что он по сути дела сам себя спас и уже имел в руках собственный, хорошо пристрелянный пистолет, мог достойно встретить Вадика, возвращающегося от электрического генератора.

Пользоваться огнестрельным оружием майор умел, как сам считал, вполне себе неплохо. На стрельбах в тире он всегда показывал стабильный и качественный для своей службы результат. Хотя, говоря по правде, стрелять в живого человека, решать чью-то судьбу и распоряжаться чьей-то жизнью ему пока еще не доводилось просто по своей должности начальника финансовой части, который только волей случая оказался вовлеченным в оперативное мероприятие своего управления.

Однако от укора старшего сержанта Соловьев смутился. Он пробормотал себе под нос что-то неразборчивое и отошел от велосипеда в сторону старших офицеров бригады спецназа военной разведки и правоохранительных органов. Но замысел свой майор не оставил, решил составить точный график, выяснить, кто из бойцов взвода и в какое время видел своего командира, узнать, когда тот перебирался от одного шахтного ствола к другому по различным горизонтам. Об этом он сразу и сообщил командиру батальона подполковнику Лысякову, который встретил его возвращение вопросительным взглядом.

Алексей Валерьевич хорошо помнил, как встретил Лысяков предположение о виновности старшего лейтенанта. Его ведь тогда едва гипертонический криз не хватил.

Но в данной ситуации командир батальона спокойно ответил Соловьеву:

– Это будет возможным только тогда, когда весь взвод выберется из подземелий. Хотя я сомневаюсь, что кто-то из бойцов засекал время по часам. Сейчас их вообще мало кто носит. Люди давно уже привыкли в мобильники свои заглядывать, чтобы время посмотреть. Но и это они делают больше по необходимости. В данном же случае таковой не просматривается. Рыбаков и его