– Хорошо, тогда мы останемся дома.

Дверь в ванную комнату распахнулась. И Рамон обрадовался, что стоит, прислонившись к изножью кровати. Потому что при виде Зуки у него всегда перехватывало дыхание. Любовь всей его жизни становилась красивее с каждым днем. Его жена. Его муза. Мать его ребенка.

Его лучшая любовница.

Скульптура, которую он сделал на основе эскизов Зуки, лежащей на гранитной платформе, оказалась слишком интимной, поэтому он не стал показывать ее миру. Он сделал еще одну статую – матери и сына, – которая сейчас стоит в саду их дома в Сьенфуэгосе.

Она перебросила через плечо волосы цвета золотистой карамели.

– Нет, ты не отменишь выставку. Меня уже назвали капризной дивой после того, как я опоздала на пять минут на последнюю выставку.

Рамон благоразумно промолчал и не стал уточнять, почему они должны выходить из дома прямо сейчас. Лично ему все равно, если они опоздают на выставку на час или вообще туда не пойдут. Зуки так и не привыкла к вниманию средств массовой информации и по-прежнему не любила быть в центре внимания. К сожалению, она очень переживала, когда по миру разлетелись ее довольно интимные черно-белые фотографии с сыном, Лоренцо.

Через сорок пять минут Зуки стояла и смотрела на большую фотографию спящего Лоренцо, которая стала одним из экспонатов выставки.

Рамон подошел к ней сзади, обнял за талию и вдохнул аромат ее духов.

– Он великолепный ребенок, правда? – Она счастливо вздохнула.

– Конечно. Он мой сын.

Она закатила глаза, но повернулась и поцеловала Рамона в губы. Они целовались бы и дальше, если бы не услышали, как кто-то откашлялся рядом с ними.

Рамон снисходительно улыбнулся, увидев тещу, которая держала на руках их девятинедельного сына.

Вторая звезда выставки спала и тихо посапывала. Бабушка не могла отвести от него взгляда.

– Он великолепный ребенок, правда? – Мойра вздохнула.

Все трое рассмеялись. Зуки радостно посмотрела на свою мать. Мойра получила ультрасовременное лечение, а шесть месяцев назад ей сообщили, что она абсолютно здорова. Начав новую жизнь, она бросила работу и отправилась в кругосветное путешествие четыре месяца назад, вернувшись домой только после рождения внука. Через две недели она уезжает в Австралию, а пока проводит с внуком максимум своего времени.

Рамон не возражал. Он радовался любой возможности побыть со своей женой наедине. Мойра ушла, чтобы показать Лоренцо гостям, а Рамон и Зуки подошли к самой большой фотографии на выставке.

Луис улыбался кому-то за кадром, подставив солнечным лучам молодое и энергичное лицо. Его глаза задорно сверкали.

– Я скучаю по нему, – резковато признался Рамон. Его душевная боль притуплялась счастливыми воспоминаниями, но он никогда не сумеет забыть брата.

Зуки отвернулась от образа своего лучшего друга и посмотрела в глаза своего мужа.

– Я тоже, – тихо сказала она. – Я так благодарна судьбе за то, что знала его, хоть и недолго.

Он был таким замечательным. И он познакомил меня с тобой.

Рамон наклонился и прижался лбом к ее лбу. Так он обычно поступал, когда его переполняли эмоции. Успокоившись, они, взявшись за руки, стали рассматривать другие фотографии и общаться с гостями выставки.

Внезапный звон бокалов привлек внимание Зуки. Известный куратор и арт-обозреватель, чье имя она не помнила, улыбалась гостям.

– Мы держали это в тайне, но, так как об этом сообщат в завтрашних газетах, мы решили воспользоваться возможностью и объявить о создании новой благотворительной организации для детского творчества. Она создана в память брата Рамона и будет называться фондом детского творчества имени Луиса Акоста. Зуки Акоста, которая будет ее ведущим патроном, уже пожертвовала этому фонду четверть миллиона фунтов стерлингов.

Послышались зажигательные аплодисменты. Затем куратор снова постучала по своему бокалу.

– Мы подготовили на сегодня специальный сюрприз, о котором будет объявлено завтра. Но я не люблю держать кота в мешке. – Она молчала, пока гости смеялись. – Я с удовольствием сообщаю, что престижная премия Уайт Палм присуждается в этом году нашему дорогому Рамону за его совершенно божественное фото, известное как «Зуки и Лоренцо».

На экране появилась самая первая фотография, которую Рамон сделал после рождения своего сына. Зуки и Лоренцо зачарованно смотрели друг другу в глаза, их взгляды были полны удивления и надежды на волшебное будущее.

На глаза Зуки навернулись слезы. Она захлопала в ладоши и поцеловала мужа.

– Я так горжусь тобой, – сказала она.

Он одарил ее привычной усмешкой, потом взял за руку и потащил на сцену.

– Что ты делаешь? Они пришли сюда, чтобы увидеть тебя, – прошептала Зуки.

– Нет. Ты моя истинная муза, потому что ты владеешь моим сердцем. Я не могу дышать без тебя, не могу жить без тебя.

Она встала на сцену рядом с ним, смаргивая слезы и слушая аплодисменты.

– О боже, ты выбираешь худшие моменты, чтобы говорить самые удивительные слова, – заявила она.

Он произнес очень короткую, но трогательную речь, а затем сошел со сцены и притянул Зуки к себе.

– Я говорю эти слова потому, что они искренние. Я люблю тебя, Зуки.

– А я люблю тебя сильнее.