Фрейзер поднес циферблат своих наручных часов к лицу, чтобы лучше разглядеть стрелки в слабом лунном свечении. Они показывали девять часов и восемнадцать минут.

— Поздновато мы приехали. Времени действительно маловато для дискуссий, особенно, когда ждешь в гости целую тучу полиции. Хорошо, пошли. Мы вместе приладим динамит внизу на опорах с болтовым соединением. Четыре опоры, на них — по четыре болта. Думаю, по паре динамитных связок хватит для каждой, чтобы сорвать хотя бы половину соединений. Остальной динамит нужно будет разместить наверху рядом со всеми имеющимися антеннами. Справишься?

— Да, — сказал Дюк и направился к вышке, шелестя подошвами ботинок по траве.

— И не забудь снять все предохранители. Иначе фейерверк выйдет не таким красивым, как я ожидаю, Дюк! — Фрейзер поправил на плече сумку.

— Не забуду, — бросил на ходу тот.

Ветер шелестел в высокой траве, простирающейся до самой рощи. Двое мужчин прошли к вышке в вечерней тиши, и Фрейзер скинул возле одной из опор свою сумку. Им понадобилось семь минут, чтобы разместить взрывчатку в нужных местах. Фрейзер то и дело сверялся с часами и прислушивался к звукам. Никаких полицейских сирен, ни одной даже пронесшейся мимо гражданской машины. Скорее всего, если кто и двигался по шоссе, все они присоединились к тушению горящего полицейского автомобиля, не дожидаясь приезда пожарной службы. По совести, тела погибших патрульных должны быть переданы семьям, что бы те смогли похоронить их с достоинством. Это человечно.

— Пора прощаться, Дюк, — объявил Фрейзер, закончив с последней связкой динамита. — У тебя остается шестнадцать минут, чтобы забраться наверх, закрепить динамит и снять предохранители. В девять сорок три я нажму на чертову кнопку, друг. Ты знаешь, что произойдет тогда. Ты не передумал?

— Нет, Фрейз. Для меня все заканчивается здесь и сейчас. Не подведи меня.

Они крепко пожали друг другу руки, словно старые друзья. Затем Фрейзер трусцой побежал к роще, и вскоре колышущееся море травы поглотило его целиком.

Дюк перекинул сумку себе за спину и взялся руками за холодную лестницу, расположенную внутри радиовышки, в самом ее центре. Она уходила вверх, поблескивая перекладинами в тусклом лунном сиянии. Квадратные секции всей конструкции радиовышки со связующими ее переплетениями швеллеров и толстых труб были выкрашены красной и белой красками. Примерно тринадцать футов каждая секция. Всего их было десять. Пять красных и пять белых. Дюк прикинул количество ступеней и присвистнул. Полторы сотни! Немало!

Он стал продвигаться вверх, аккуратно переставляя ноги с одной перекладины на другую. Чем выше он поднимался, тем сильнее дул ветер ему в лицо. Один раз он поглядел в сторону, чтобы найти глазами Фрейзера, но темнота поглотила все внизу, превратив поле, рощу и лес в распущенный серый клубок шерстяной нити, беспорядочно разбросанной на грязном полу. Каждый раз, когда Дюк переступал на следующую ступень, сумка похлопывала его по спине тупым краем динамитной шашки. К концу подъема, должно быть, появится приличный синяк, подумалось Дюку вскользь.

На третьей от верха секции, как и на следующих двух, был решетчатый пол для удобства монтажа радиоприборов. Оказавшись на твердой поверхности, Дюк отметил для себя, что ноющие ступни готовы сказать ему «спасибо». Подошва на его теннисных туфлях была тонковата для того, чтобы давить всем своим весом на перекладину и не чувствовать дискомфорт.

Перед тем, как установить заряды, Дюк окинул взглядом открывшуюся перед ним панораму. Он увидел половину своего города, простирающегося как на ладони. Яркие огоньки магазинных витрин, горящие окна домов, парк с чертовым колесом, аллеи, скверы и скалистые горы вдалеке у самого моря. Блуждая взглядом по улицам Ридана, он постепенно возвращался глазами обратно. Скользнул по мосту над Вайи — там сверкали маячки полицейских автомобилей у места первой сбитой Дюком гражданской машины. На перекрестке, где он вывел из строя аж целых две машины, пламени уже видно не было. Дюк устремил взор на шоссе и разглядел много красно-синих полицейских маячков, движущихся в его сторону. Целый рой светящихся лампочек, не суливших в скором времени ничего хорошего.

Дюк поспешно закрепил несколько связок с динамитом рядом с антеннами и снял электронные устройства с предохранителя. Проделал тоже самое на двух верхних секциях. Сумка Фрейзера опустела.

— Ну вот и все, — шепнул Дюк звездному небу и сверился с часами. — Осталось четыре минуты, Фрейз. Надеюсь, твой пульт сработает как надо. Не хотелось бы прыгать вниз с такой высоты и отправиться на тот свет полным неудачником. Заголовок на первой полосе местной Риданской газеты, гласящий о том, что свихнувшийся после убийства своей жены Дюк Фарринг, взорвал себя и радиовышку — звучит безумно, устрашающе и довольно-таки ярко. Гораздо лучше, нежели: «Убийца своей жены Дюк Фарринг покончил жизнь самоубийством, бросившись вниз с радиовышки!» Простое раскаяние, кого оно заинтересует?

И вдруг в один миг, ослабевший телом и духом Дюк, припал на колени и зарыдал. Почти беззвучно, как это делают многие мужчины, стараясь сохранить в тайне минуту своей слабости. Из его груди вырывались скулящие стоны, а слезы капали на металлическую решетку пола. Из кармана брюк выпал какой-то предмет и глухо ударился о железо. Дюк повернул голову на звук. Раскладной сотовый телефон, о котором он совсем забыл в связи с ужасающими событиями этого вечера. Новая модель с большими кнопками — подарок Одри на его день рождения в июле прошлого года за несколько недель до смерти Брюси. В тот день Дюк был так рад, что отныне он мог звонить Одри из любой точки города в любое время, что трижды проклял телефон-автомат на углу третьей авеню и Ленкин-стрит. Год назад он работал в офисе одной торговой компании и мог себе позволить звонок домой лишь в обеденный перерыв, чтобы узнать, как обстоят дела у Одри и их новорожденного малыша. Из офиса звонить запрещалось, и особенно болтливым конторским крысам, как любил называть своих коллег Дюк, приходилось занимать очередь в единственный расположенный в доступной близости телефон-автомат на улице.

Одри, она вновь стояла перед глазами. Живая и такая реальная. Только протяни руку, Дюк, и ты дотронешься до нее. Ее фартук перепачкан в джеме, так похожем на кровь, повсюду алые капли. На столе, на полу, на твоих руках, Дюк. Осколки разбитой вазочки сверкают в мягком и нежном свете лампы под абажуром. Нож таинственно поблескивает нержавеющей сталью на тарелке с недоеденными блинчиками. Одри что-то кричит тебе, а ты, Дюк, срываешься с места и бежишь к двери.

Слезы закончились. Дюк в последний раз решил взглянуть на размытый снимок Одри, что каким-то чудом уместился в крохотной