сирены. В обычной жизни мы постоянно слышим сирену скорой, но обращаем внимание на то, как она едет, не как орет. Чем ближе, тем звук громче, потом он начинает стихать. Но если ты внутри скорой, сирена верещит все время, жутко и пронзительно.

После того как мы приехали в больницу, я уже мало что помню. В памяти смутно отложилось, что носилки выкатили из машины в здание. Потом меня доставили в операционную, и там я уже не помню ничего.

Вторая пуля прошла навылет. Ее не пришлось извлекать из тела, она так и осталась в центре Трегарона – возможно, застряла в стене напротив магазина Абрамовича, это если учитывать траекторию. Она пробила мне кожу и бицепсы, и на этом все.

Первая пуля засела в верхней части груди. Раздробила мне ключицу – если верить врачу, это такая кость. Она вошла достаточно высоко, не задев внутренние органы, и достаточно низко, миновав артерии на шее. Врач сказала, что я должен «благодарить свою счастливую звезду». Я вместо этого поблагодарил Бога и врача. Она успела закрыть рану прежде, чем я потерял невосполнимое количество крови. Насколько я был к этому близок, я у нее спрашивать не стал. А вот Хана потом спросила. Врач ответила:

– Вот станете врачом, девушка, придете работать в больницу – тогда и узнаете.

Хана сообщила, что в ее планах – работать тем, кто отправляет людей в больницу, а не спасать их уже там.

Доктор, понятное дело, пришла в ужас. И выскочила из палаты.

Я засмеялся, потом сморщился от боли, медсестра стала меня ругать за то, что я смеюсь, – ну сказали бы сразу, что нельзя.

Врач сказала, что я, скорее всего, полностью поправлюсь, но велика вероятность, что подвижность левого плеча полностью не восстановится. Лечение и реабилитация будут долгими и болезненными.

Я про себя подумал, что Хаим, похоже, опять станет лучшим атакующим нашей баскетбольной команды. Но я так и не выяснил, удалось ли ему полностью вылечить руки. Отца его в тот день убили, и сразу после шивы они переехали в Лейквуд, к родне его мамы.

Глава 14,

в которой папа швыряет в меня всякое разное, а я швыряю во всякое разное Ривку

Члены моей семьи не смогли оградить меня от последствий. История прогремела во всех новостях, по всем каналам. Я смотрел ее по маленькому телевизору, висевшему в углу палаты.

Погибли четыре человека, не считая нападавших. Мистер Арье Абрамович, мистер Элад Парра и миссис Фрида Голдберг убиты пулями в магазине. Полицейский Дэвид Райан убит пулей на кладбище еще до стрельбы в магазине – мигалку его патрульной машины я и видел с железной дороги. Я вынужден был сказать себе, что им, всем четверым, Бог дарует в загробном мире вечную жизнь.

Оба стрелка были, после длительной перестрелки, ликвидированы полицией.

Записи с камер наблюдения просочились в интернет. Прежде чем модераторам удалось их заблокировать, их посмотрели тысячи людей. Потом то же видео несколько раз всплывало на Ютубе, но обычно только на несколько минут. Мойше-Цви посмотрел. Сказал, мол, «ну ты ваще круто подставился под эти пули, дружище», но сам я смотреть не стал. И не буду. Мне и так терпеть это в своих снах до конца жизни.

Приходится просыпаться посреди ночи – в ушах воображаемые выстрелы. А порой, закрыв глаза, я вижу выражение лица Элада, когда первая пуля попадает ему в живот, и тогда приходится забыть про сон и собраться с мыслями. А еще по ночам, в постели, мне иногда хочется заорать, докричаться до кого-то, потому что я никак не могу вспомнить, орал я тогда или нет, а мне почему-то важно знать, как оно было, но я этого не узнаю никогда. Я спросил у Анны-Мари, но она тоже не знает, и ей про все это совсем не нравится говорить, в отличие от меня. Стоит мне завести об этом речь, у нее на лице появляется отсутствующее выражение и она тут же уходит в себя.

Стрелков завербовали в антисемитскую религиозную группу, и они стали радикалами. Ненавидели евреев. На их страницах в соцсетях нашли кучу экстремистских постов и антиеврейских мемов. Про Трегарон они прочитали в новостях: его, мол, заполонили евреи, захватили город, инсценируют антисемитские проявления и тем самым манипулируют прессой – эти хитрожопые жиды всегда так поступают. Стрелки решили, что, поскольку Моника Диаз-О’Лири ничего не намерена предпринимать, они возьмут дело в свои руки.

Первым делом они доехали на угнанном внедорожнике до кладбища, хотя и непонятно зачем – ведь лежавшие там евреи были уже мертвы. Может быть, они же и изуродовали могилы, но этого мы уже никогда не узнаем.

Инспектор Дэвид Райан оказался на кладбище случайно – встречался там с информантом. Заметил угнанный внедорожник, потребовал у стрелков документы. Они его убили.

После этого стрелки доехали до «Кошерного магазина Абрамовичей», вышли из машины и открыли огонь. Двое попытались убежать. Трое убитых. Остальные оставались внутри, пока полицейские и нападающие почти час вели перестрелку. Была ранена Абигайль Зилбер, но медики смогли ей помочь – она выжила.

После перестрелки следователи обнаружили во внедорожнике длинную, написанную от руки записку. Это был своего рода манифест: стрелки якобы желали сохранить чистоту человеческой расы и для этого истребляли евреев. Там было сказано, что, поскольку евреи – враги Бога, они одновременно враги и стрелков, и всех остальных.

Кроме того, следователи обнаружили в машине самодельную бомбу. Так и не удалось установить, для чего нападавшие собирались ее использовать, но, когда разблокировали телефон нападавшего-мужчины, выяснилось, что он искал адрес иешивы, – так что наша школа вполне могла стать следующей целью.

Почти все эти факты вскрылись, еще когда я находился в реанимации, прикрепленный к разным трубочкам. Реанимацию я плохо помню. Мне было холодно. Что-то постоянно урчало или попискивало. Узнал я обо всем уже в общей палате.

В теленовостях было множество «обсуждений». Их участники говорили о росте числа преступлений на почве ненависти, о необходимости борьбы с экстремизмом. Говорили о том, что нужна более действенная система выявления людей с психическими отклонениями и оказания им необходимой помощи. Говорили, что у населения слишком много оружия, а оружием можно убить. Другие говорили, что у населения должно быть больше оружия, потому что, если бы у миссис Голдберг был в сумочке пистолет, она бы положила этих маньяков в тот самый миг, когда они ворвались в магазин.

Но обсуждался и еще один «нарратив» – тот самый, который сделал меня знаменитым.

Нападение оказалось запечатлено не только на камерах видеонаблюдения. На главной торговой улице Трегарона все первые этажи – торговые помещения: магазины и рестораны. На вторых и третьих этажах квартиры. Один человек, живущий напротив магазина Абрамовича, снял видео через оконное стекло своей квартиры.

Когда мы с Анной-Мари, тесно обнявшись, ковыляли по тротуару, он запечатлел нас с большим приближением. А потом кто-то нарезал видео на фотографии. И одна из них оказалась буквально везде: на главных страницах всех новостных сайтов, на первых полосах газет, в графике, которую выводили на телеэкран, пока на нем переругивались комментаторы.

На фотографии подросток, ортодоксальный еврей. В темном костюме, но пиджак свисает с плеча, видно, что цицес и белая рубашка пропитаны кровью. Взгляд застывший, лицо искажено от боли. Обеими руками он вцепился в девушку. На ней футболка с коротким рукавом, футболка задралась, обнажив живот. На футболке и животе потеки крови. Девушка в джинсовых шортах, ноги у нее все в порезах – глубокие кровоточащие раны. Глаза расширены от ужаса. У них на двоих три обутых ноги. Руками они оплели друг друга до состояния симбиоза – ясно, что поодиночке им просто не удержаться на ногах. Щеки соприкасаются, его зачаточные усики сбоку от ее носа.

Из всех, кто видел эту фотографию, полностью всю историю знали только двое: что он в нее влюблен, что она незадолго до того его отвергла, что он от горя пошел купить чипсов. Что она рассердилась на него за его наивность, на мать за ее строгость –