Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не знаю, согласитесь ли вы со мной, но ножки у женщины — главное. А уж если есть туфельки, то все остальное может быть самым скромным. Лицо может быть не слишком красивым, если имеются ножки. Только на ножках чтобы непременно красивые туфельки. Сегодня редко встретишь такие ножки. Почти все женщины носят брюки, а если и надевают платье, то уж обувь — поневоле войну вспомнишь. И мало у кого походка, какая должна быть у женщины. Видели, как теперь женщины ходят? Приглядитесь как-нибудь. Размашисто, печатая шаг. Не женщины, а солдаты. Даже здесь — разденутся, босиком идут, а все равно почти так же. Хотя под ногами у них не бетон, а земля, трава. Мне один режиссер за границей рассказывал, что никак не мог найти актрису на роль принцессы. Лица его устраивали, а походка — нет.
Ну так вот, эта Мэри была настолько поглощена чтением журнала, что совершенно не обращала внимания на Джонни. А он все примерял и примерял. И в каждой следующей шляпе все дольше стоял перед зеркалом, словно все меньше понимал, сказать ли: вот эту, пожалуйста, или снять ее и попросить другую, а может, еще на себя поглядеть. Он примерил уже несколько шляп, но, видимо, ни в одной себе не понравился, потому что просил принести еще и еще. И продавец приносил как ни в чем не бывало, и конца этому не было. Подавая каждую, он улыбался и кланялся. И хотя Джонни мог видеть себя с головы до ног в большом зеркале, продавец брал маленькое зеркальце и обходил вокруг клиента, поднося его с одной стороны и с другой, придвигая поближе и отодвигая подальше, чтобы тот рассмотрел себя в этом зеркальце, отражавшемся в большом зеркале. И с одинаковой убежденностью расхваливал каждую шляпу, которую Джонни примерял:
— Взгляните теперь, сэр. А вот так? Немного сдвинем на лоб. Немного назад. Немного в сторону, немного так, немного эдак. Идеально, просто идеально. Она будто создана для вашего лица. Вашего, сэр, лба, ваших глаз, ваших бровей и так далее. Идеально.
Сегодня я думаю, что фильм был комедией. Просто тогда мне совершенно не было смешно. Я переживал каждую шляпу, которую Джонни снимал и отдавал продавцу, словно у него что-то отнимали. Наверное, смешно ли человеку — зависит не от того, что он видит или слышит. Смех — это способность человека защищаться от мира, от самого себя. Лишить его этой способности — значит сделать беззащитным. Именно таким я и был. Просто не умел смеяться. Даже удивлялся, что это в принципе возможно. В нашей школе таких, как я, было большинство. Ну, не все, конечно. Кое-кто умел смеяться, даже оказавшись в карцере.
Вот и с этим фильмом так было — некоторые буквально покатывались со смеху. Но это был не простой смех. За ним ощущались нарастающие ярость и обида. С каждой следующей шляпой в этот смех вплетались проклятья, обидные возгласы, адресованные Джонни и продавцу, а главное — погруженной в чтение Мэри, которая никак не желала дать Джонни совет. Сидела — вот, как мы с вами. Хоть бы глаза подняла, сказала: идет ему, не идет, эта лучше, чем та. И читала бы себе дальше.
Клуб был полон, битком набит, можете себе представить, что там творилось. В какой-то из шляп Джонни себе не понравился — тут же крики, топот, свист. Все громче, все язвительнее, тем более что на героя фильма это не производило никакого впечатления. Он даже помедлил, прежде чем сказать, что эта тоже не годится потому-то и потому-то. А продавец все так же ему кланялся, с той же улыбкой, и соглашался.
— Вы абсолютно правы, сэр. Действительно слишком темная. Действительно слишком светлая. Немного вроде бы не тот оттенок. Немного вроде бы не тот фасон. Поля вроде бы слишком широки. Для вашего, сэр, лица, эта шляпа вроде бы... Ничего страшного. Сейчас примерим другую.
О, тут публика зашумела. Признаюсь, я даже немного испугался. А продавец все так же уходил и возвращался с очередной шляпой, в надежде, что уж она-то Джонни понравится.
Весь прилавок был завален шляпами: чтобы клиенту не пришлось слишком долго дожидаться следующей, продавец складывал не подошедшие шляпы в кучу. Если бы я этого не видел, никогда не сумел бы представить себе столько шляп разом. И все ради головы какого-то Джонни. Ладно бы — кто-нибудь важный. Но нет — такой же человек, как вы или я. Простите, я не хотел вас задеть, но ведь продавец не будет знать, кто вы, если вы придете и скажете, что хотите купить шляпу. Тем более, если это буду я. Вас он, может, и узнал бы. О, продавцы шляп весьма проницательны. Помню одного...
Во всяком случае, нас был целый зал, но никто не знал, кто такой этот Джонни. Мы даже не догадывались. Может, продавец знал. Или в конце фильма выяснилось бы. После очередной шляпы мне в голову пришло, что шляпа — не такая уж простая штука, даром что обычный головной убор. Сколько уже идет фильм, а герой все примеряет... Явно непростая.
Однажды к нам в школу приехал человек, который умел вытаскивать из шляпы кролика. В какой-то момент кролик сбежал, заметался по клубу, мы его ловили. Нас тоже был целый зал, но мы его еле поймали. Беленький, ангорский, он весь дрожал и был до смерти напуган, хотя умел исчезать и появляться — то оказывался в этой шляпе, то пропадал. А может, это шляпа обладала такой силой, я уж теперь не знаю.
Но я вам так скажу: клуб словно бы взял на себя роль этой Мэри, которая ни на что не обращала внимания, и, когда Джонни примерял очередную шляпу, все вскакивали со своих мест, уговаривая его купить вот эту, которая у него сейчас на голове. А когда ему снова не нравилось и он просил другую, начинали орать на продавца, чтобы больше не приносил, пускай покупает или проваливает.
Однако продавцу хотелось, чтобы клиент все же купил шляпу, и он, по-прежнему кланяясь и улыбаясь, приносил следующую. А из зала, словно в отместку за разочарование, раздавались самые изощренные проклятия. Даже повторять неудобно. Будто камни швыряли — то в одного, то в другого. Ты такой-сякой, покупай, покупай, не то... И покрепче выражались. Ты такой-сякой, не приноси ему больше! Пусть эту купит, которая у него на башке! Гони этого козла из магазина! Еще зеркальце ему подносить! Какого...