И даже не в десятый.

Жизнь подарил ему и старый Рёрех.

И Людомила, удержавшая его, отравленного ядом, по эту сторону Кромки.

И Слада…

И эти подаренные жизни остались в нём. И каждая новая должна была избавить его от страха. Изменить.

И меняла. Ненадолго. А потом страх возвращался. Дыханием той стороны. Страхом не смерти – увечья. Потери части себя.

Это была его личная слабость. И она была не от этого мира. Сергей принёс её с собой из двадцатого века. Века, когда все люди – личности. И каждый – сам по себе. И там страх даже полезен. Потому что делает тебя сильнее. И быстрее.

Здесь – по другому. Здесь ты – часть целого. В котором кто-то – внутри. А кто-то ходит по Кромке. И платит ей дань. Кровью. Своей или чужой. Танец стали, в котором чутьё и умение держать баланс важнее силы и быстроты.

И тот, кто идёт по Кромке, не боится. Ему не до того. Нужно держать равновесие.

* * *

Морок развеялся, и Сергей увидел над собой Избора.

– Вот, – удовлетворённо произнёс ведун. – Ты понял.

Так и было. Такое чувство, будто раньше Сергей шёл против ветра, а теперь ветер стал – за него.

– Годный станешь отрок, – заявил ведун. – Ты – третий. Четвертого не будет.

О том, что значили слова ведуна, Сергей узнал позже.

Детский Честняк не прошёл испытания.

А ещё Избор отдарился.

За коня.

Здесь так принято.

Отдарился ножиком.

Небольшим таким. С рукоятью из белой кости и ножнами из такой же кости, но – светло-коричневой. С прорезями для ремешков. Удобная штука. Хочешь – на шею повесь, хочешь – на пояс. А можешь к руке или к ноге привязать.

Ножику такому в кузне цена – серебрушка.

Со стоимостью мерина никак не сравнить.

Сергей отдарка вообще не ждал, но, получив, был разочарован. Несмотря на явный восторг, выказанный ножику Вещелюбом и остальными.

– Это ж от ведуна нож! – чуть ли не с придыханием заявил отрок. – Глянь, какие дивные резы на нём! Заговорённый небось. Теперь тебе ни порча не страшна, ни нечисть всякая!

Сергей глянул на «дивные резы». Такое ощущение, что ножны с рукоятью собака погрызла. Мелкая.

– Забирай, если по нраву, – предложил он, протягивая подарок Вещелюбу.

Но тот даже отшатнулся.

– Совсем ты дурной, Варт? – воскликнул он. – Это же тебе дар ведунов! Другому от него – беда!

– С чего так?

– Ясно же! Если заговорённый, значит, его ни отдать, ни украсть! – убеждённо заявил Вещелюб. – Я такой нож только у нашего княжича видел. Ни у кого больше!

Уговорил.

По возвращении Сергей не сунул нож в сундучок под лавкой, а, купив ремешки, приспособил к постоянному ношению.

* * *

В день испытания ни Сергея, ни Ратшу с Торопом отроками не объявили. Проверка на прочность только начиналась. Однако Вещелюб сообщил кандидатам:

– На этом испытании выбывало больше, чем на всех остальных.

– Впрочем, – тут же добавил он, – на самом последнем, воинском, тоже приходилось не кисло. На нём могли и убить.

«Брат мой троюродный так погиб, Варт», – поведал Вещелюб. Но уточнить, что это за испытание такое, отказался. Ответил уклончиво: мол, по всякому бывает. Как повезёт.

То есть это Сергей решил тогда, что уклончиво. На самом деле Вещелюб чистую правду сказал. Как повезёт.

Потому что это испытание и было проверкой воинской удачи будущих воинов. Только удача и оставалась. Все иные умения и достоинства проверялись мирно.

Но это, последнее, мирным никак нельзя было назвать. Потому что в нём испытывалась главная функция дружинника. Его умение убивать. И не быть убитым.

Как правило, последним экзаменом для выпускника школы детских было участие в походе, морском или сухопутном. В компании более опытных дружинников. И почти все детские, прошедшие предварительный отбор, в такой поход отправились. В морской. На двух лодьях. В составе малой дружины княжича Турбрида. Все, кроме троих: Ратши, Торопа и, конечно, Сергея.

Рёрех пообещал подыскать им нечто особенное.

И подыскал.

– …Зарезали всех, – удручённо рассказывал старейшина. – Вон они в овраге. Их Девятко нашёл, племяш мой. Волчьи следы увидел, пошёл… И вот.

Из оврага изрядно тянуло мертвечиной. Убитые лежали там уже не один день, а июнь нынче выдался жаркий. Духарев знал, что в такую погоду в доспехах – как в парилке. Но всё же не так жарко, как в Диком Поле в июльский полдень.

– Это уже второй раз, как торговый поезд пропадает.

– Поезд! Скажешь тоже. Три воза с сеном! – фыркнул Бур.

– Второй? – рыкнул Рёрех. – И ты молчал?

– Так это… Кто ж знал?

– Их жизни – на тебе, – жёстко произнёс княжич. – Живи теперь с этим. Мёртвых похоронить по-людски. Варт!

– Здесь! – бодро отозвался Сергей.

– Вот тебе и дело под стать. Бери дружков своих, ищите, найдите и убейте всех.

– А вдруг их там… – начал Тороп, но Сергей его перебил: – Сделаем, княжич.

Он не собирался упускать шанс.

– Собачку бы у этих взять? – полуспросил-полупредложил Ратша.

– Не надо собачки, – вновь вмешался Сергей. – Только переполошит всех. Вон Тороп не хуже собачки след держит. Так, Тороп?

Детский зарделся от похвалы перед самим княжичем и быстро-быстро закивал.

Сергей отцепил от седла налуч с луком и тул, укрепил за спиной. Друзья последовали его примеру.

Сергей погладил Пепла, угостил вынутой из сумы морковкой:

– За лошадками присмотришь? – спросил он Бура.

– Присмотрят, – вместо отрока пообещал княжич. – Двигайте.

* * *

Следопытом у них был Тороп, читавший следы куда лучше Сергея, несмотря на весь жизненный опыт последнего. У паренька талант. И это оказалось кстати, потому что выслеживали они тех, кто собаку съел в умении следы путать и прятать. Причём «съел» качественно, вместе с хвостом. Во всяком случае след от оврага, где нашли тела, потерялся достаточно быстро.

Однако им удалось найти место, где разбойники напали на людей. И откуда они, собственно, и приволокли трупы. Да и там, на месте, всё спрятать не удалось: слишком много следов. Кровь осталась, и сломанные ветки там, где двое из несчастных пытались удрать в лес.

И вот с места преступления след уже был заметен. Разбойники шли с грузом. Это даже Сергей смог определить без труда по глубине оставленных отпечатков.