и добивалась. То ли из-за упрямства, то ли от всеобъемлющего горя, но она уперлась, как Иванушка на лопате, и в печку лезть отказалась. «Пусть судят, – заявила она тогда адвокату, молодому яппи с лицом продавца БАДов, – лучше отсижу, чем хоть копейку заплачу этой сволочи. Я буду сидеть, а он пусть трясется. Я ведь выйду. Мне же не двадцать лет дадут». Адвокат пытался давить, пугать какими-то совсем уже пакостными подпунктами Уголовного кодекса. Сейчас она уже понимала, что адвокат, вероятнее всего, работал в паре с адвокатом потерпевшего, но она тогда ничего не понимала и не хотела. Таня погибла из-за этого урода, и больше ничего в ее мозгу не укладывалось. Ничего.

Видимо, ее непрошибаемое упрямство сделало свое дело. Судья хоть и не выказывал своих симпатий, но явно был на ее стороне. Тем более что истец уважения не вызывал. Даже на суд он явился в легком подшофе и с разухабистой свитой поддержки. Судья, женщина предпенсионного возраста, быстро глянула на него, что-то чиркнула в блокноте и стукнула молоточком, открывая слушание. Жанна тогда реально готовилась к сроку. Была надежда на условное, но все равно и с профессией, и с прежней жизнью приходилось прощаться. И вдруг как гром с ясного неба встречный иск к истцу от авиакомпании, приобщение к делу неизвестно откуда взявшейся видеозаписи инцидента и полное оправдание со снятием всех обвинений. Уже потом она узнала, что за нее горой встал экипаж, предъявив ультиматум руководству. Оно же, пораскинув мозгами, или что там у него заменяет этот орган, решило убить двух зайцев: обелить имя компании и удовлетворить требования сотрудников. Но путь в небо ей перекрыли наглухо. Куда бы она ни подавала документы, ей вежливо и почти моментально отказывали. Из чего она сделала вывод, что ее фамилия числится в каком-то неофициальном черном списке. Нежелательная персона. Пятно на репутации.

Зато теперь она совсем не боялась полиции. Такие же люди, как и все, и с ними можно договориться, как со всеми. Не в том смысле, в котором это понятие существует ныне, а в простом, человеческом. Договориться, то есть поговорить как человек с человеком. Вот Хорхин, наверняка замученный ипотекой и семейными проблемами. Может, берет взятки из-за этой замученности. А может, не берет. Но ее он, во всяком случае, выслушал. И отправил за чашками парня в форме. Те, какие уже были в зале, его не устроили: а вот не так-то и прост следователь. Наталья пошла его сопроводить: показать, где лежит одноразовая посуда. Зачем понадобились полиции чашки, Наталья благоразумно не спросила.

Антону, конечно, было интересно, что происходит. В отличие от Майки, которая грустно ковыряла облупившийся ноготь.

– Ну что там? – Антон все же не утерпел. Как только Жанна подошла, сразу завалил вопросами. – Что ты следователю рассказала? У тебя уже есть версия, кто настоящий убийца?

– Что я, по-твоему, мисс Марпл? С чего ты взял, что у меня есть какие-то версии?

– Не, на Марпл ты пока не тянешь. Лет так через пятьдесят, возможно. Но если серьезно? Очень уж хочется покинуть сей гостеприимный край.

– Чем тебя не устраивает версия, что убил ревнивый муж?

Антон пожал плечами, глянул на Майю, которая пилочкой пыталась исправить урон.

– Ну, жену, может, он и траванул, а хоккеиста кто тогда? Я же помню, кто в хвост ходил. Этот мужик там только один раз был, когда жену искал, и то хоккеист уже мертвый лежал.

– Сообщник? – Жанна слегка удивилась, но тут же заставила себя сделать равнодушный вид.

– Насколько я знаю, ревнивцы сообщников не имеют.

– Много ты их видел, – Жанна все же не удержалась от ехидной усмешки. Антон хоть и хвастун, но может быть полезен. – А ты помнишь, кто после обеда в хвостовой туалет ходил?

Антон задумался, подняв глаза в потолок, словно прокручивая на нем невидимую пленку воспоминаний.

– Там почти все побывали. Даже очередь выстроилась. Вон тот блондинчик был, и вот этот, и этот, – медленно оглядывая зал, он указывал на пассажиров.

– Не тыкай пальцем хотя бы, – Жанна схватила его за руку. – Ты сейчас всех перепугаешь.

– С чего бы? А… боишься, преступник допрет, что мы его вычислили?

Она скорчила гримасу. Все бы ему хохмить!

– Ну а что-нибудь показалось странным или необычным?

Антон задумался.

– Там ссора какая-то была, – подала голос Майя. Они дружно повернулись в ее сторону. – Парень этот, который умер, – она трагично вздохнула, – такой злой был, ужас. В смысле, шутки у него такие… нехорошие, одним словом. Он сидел на последнем ряду и каждому, кто мимо проходил, что-то говорил. Не помню, что-то связанное с хоккеем. Я не слишком разбираюсь. Ну, мол, неудачники, снова облажаетесь завтра и все такое.

– А ссора?

Майя хлопнула глазами.

– Ну вот это и ссора. Они же ему отвечали, тоже что-то злое. И так… шумно было.

– Почему я такого не помню? – нахмурился Антон.

– А ты в салоне был. Это же не два часа было, минут пять. Потом все стихло.

Они переглянулись. Антон почесал то, что называлось бородкой.

– Вообще-то помню. Вышел в салон по вызову, кому-то понадобился плед. Когда шел назад, возле туалета было спокойно. Стояли трое. Борисов этот вел себя тихо. А… рядом с ним девушка сидела. Болтали они.

– Кто?

– Ой, ну эта, блондиночка.

– Просто болтали?

– Да вроде.

– А коробка с обедом была, не помнишь?

Антон задумался. Жанна тоже. Ну, она тогда еще наливала Борисову кофе. Алена отказалась. И коробка стояла, да.

– Вроде да, – Антон не был точно уверен.

Жанна кивнула. Она и сама сомневалась. Память могла создать фантомные воспоминания о том, чего не было. Но если коробка стояла, это могло многое объяснить.

* * *

Очередной опрашиваемый завел привычную песню: ничего не видел, не помню, не уверен. То ли правда не видел, не знает, то ли просто боится кого-то из своих подставить. Хорхин почесал вспотевший под фуражкой лоб, скинул головной убор, бросил на скамейку рядом. В зал вошел сотрудник с пакетом в руках, следом симпатичная стюардесса, сопровождавшая его в самолет за пластиковыми чашками. Против воли Хорхин вздохнул. Чем-то она напоминала его жену, ту, двадцатилетней давности. Не худышка, как эти нынешние, но и не полная. Грудь наливная, бедра распирают узкую юбочку, ноги с рельефными играми. Мечта, а не женщина. Любочка Хорхина тоже такая была сочненькая. Хорхин еще раз вздохнул. Теперь жену двумя руками не обнимешь. Раздобрела, сидя на его хорхинской-то шее. В который раз мелькнула мысль о разводе. Мелькнула и трусливо спряталась обратно. Нет, развод не вариант. Слишком долго они вместе, слишком много знают друг о друге такого, чего знать не положено. И это знание крепче любых