Ирмай сделал паузу, обвёл взглядом собравшихся. И если меня не подвели глаза, на миг задержал взгляд на моём спутнике, только после этого закончив свою речь:

— Идите и разнесите эту весть сначала по северу, а затем и по всему королевству.

Вир хмыкнул:

— Доволен?

Я лишь пожал плечами, не спуская глаз с отца и матушки. Вир же коротко напомнил:

— Теперь твоя очередь.

На этот раз я кивнул и послушно шагнул вслед за ним к узкой боковой двери, через которую мы и попали сюда. Захочешь, не увидишь её, скрытую за колонной и драпировкой.

Путь наш был недолог, хотя нам и пришлось попетлять по галереям и пересечь площадь.

Этот алтарь, конечно, впечатлял. Как впечатляла и статуя Хранителя, вокруг которой и вырос храм. Больше, гораздо больше статуи Ребела.

Впрочем, занимали меня сейчас не мысли о величии этого места, а размышления о насмешке судьбы и своём будущем.

Матушка так хотела, чтобы я прошёл посвящение в главном храме севера. Под взглядами сотен идаров, которые собрались бы на эту церемонию со всех окрестностей.

У меня всё вышло совсем не так. Моё посвящение прошло на переносном алтаре короля, под взглядами десятков идаров и сотен воинов, переживших смертельный ночной бой.

И вот теперь я словно исправляю ту ошибку. Вот я, внутри храма Грандора, перед главным алтарём севера, у ног одной из четырёх статуй Хранителей, перед Хранителем севера Скеро.

Я скользнул взглядом по высеченным на камне позициям пути меча и усмехнулся.

Снова всё не так. Не хватает идаров. Сотен идаров всех Домов севера. Охрана и служители храма, что безмолвно пропустили нас сюда, не в счёт. А ещё не хватает короля и его детей, как на первой моей церемонии. Зато есть три десятка теней, замерших в отдалении. Надо же, а я думал, что им не будет хода в храм, где есть статуя Хранителя и где есть алтарь. Помнится, раньше они всегда оставались за пределами малого храма нашего родного замка.

Интересно. Будет ли у меня третий шанс всё исправить и выполнить мечту матушки идеально?

Глупая мысль. Мне бы остаться идаром после этого, второго посвящения, а затем уже думать о будущем, а не гадать, были ли безумцы, рискнувшие три раза пройти посвящение.

И всё же, всё же, у меня есть надежда на то, что я сумею выдержать то, от чего сгорает ихор у девяносто девяти из ста рискнувших.

В конце концов, не каждого идара Предок Амания просит найти её и убить.

Вир, замерший на той стороне огромного чёрного каменного монолита, алтаря Великого дома Хонесто, нахмурился:

— Хватит медлить. Неужто ты ещё не выучил простую истину? Нет ничего хуже бесконечного ожидания. Закончим это.

Я кивнул. Закончим. Главное, что враг нашего Дома потерял большую часть влияния и возможностей. С остальным отец справится. Что бы ни случилось. Сегодня или в будущем.

И я шагнул вперёд, опустился на колени и положил руки на алтарь. Такой же прохладный, как и всегда.

Вир, глядя только на меня, негромко произнёс:

— Хранители, тысяча лет прошла, как ушли Предки, но ваша служба продолжается. Прошу вас, благословите второй раз кровь одного из своих верных идаров.

Камень под пальцами потеплел. Точно так же, как и прошлый раз.

Теплота поползла по пальцам, влилась в тело.

А я принялся про себя шептать:

«Предок Амания, я помню о вашей просьбе, но мой путь к силе извилист. Сейчас же я пришёл лишь потому, что у меня не осталось выхода. Я не прошу дать мне ещё сил, а лишь прошу смилостивиться надо мной и сохранить ихор в моей крови, дать мне возможность выполнить своё обещание.»

Всё, что я хотел, я сказал. Очень самонадеянно снова чего-то просить у Амании, но не молча же мне ждать решения Хранителей? Сильно подозреваю, что если решение о втором посвящении останется за ними, безмолвными и бесстрастными, то лучшее, на что я могу рассчитывать — это на лишение даров. А худшее, на смерть. Конечно, во фразах «Хранители видят все», больше традиции, чем истины, но сейчас совсем не тот случай, чтобы надеяться на их невнимательность.

Кровь Предка Ребела из моих жил ведь никуда не делась.

Но ответа не было.

Я сжался, ожидая, что вот-вот мне охватит жуткий холод, но вместо этого жар в крови только стал сильней.

Сердце ударило раз, другой, разгоняя кровь по жилам и жар стал нестерпимым. Я не выдержал, застонал.

Вир рявкнул:

— Терпи! Не смей отнимать руки от алтаря. Терпи и не смей терять сознания. Беспамятство — путь к простолюдину.

Мне только и оставалось, что стиснуть зубы. А раньше нельзя было предупредить, что меня ожидает? Это ведь гораздо важней, чем совет встать на колени.

В моих жилах сейчас, кажется, плескался кипяток, которым обливают нападающих со стен. Пару месяцев назад, когда мы штурмовали крепость с реольцами, я увернулся от струи кипятка. Сейчас возможности увернуться у меня не было.

Я впился пальцами в алтарь, боясь, что руки ослабнут и соскользнут. Каждый вдох давался мне через боль и вовсе не облегчал жара, а словно раздувал его, раздирая горло пламенем.

— Дитя?

Не сразу я понял, что слышу шёпот Предка Амании.

«П-предок?»

— Часть своего наследия ты уже нашёл, жаль только, кружишь и всё ещё слаб. Моё милосердие обернулось против меня, но я буду ждать тебя и твоего меча. Другой надежды умереть у меня всё равно не осталось.

Голос Предка и впрямь звучал тихо и слабо, а затем и вовсе словно растаял или растворился в тишине храма. Но он забрал с собой жар из моей крови.

Осторожно, страшась новой боли, я сделал медленный вдох сквозь чуть приоткрытые губы. Ничего?

Вир наклонился над алтарём:

— Уже всё? — тоном, не терпящим возражения, приказал. — Встань!

Я сглотнул, с трудом оторвал руки от алтаря. Я так сильно впился в него пальцами, что под ногтями не то что побелело, а посинело. Пустое. Главное, что я видел в полированной поверхности себя. И свою повязку. Ничего. Никакого сияния не пробивалось сквозь ткань. А этого я тоже боялся.

Меня резанул крик:

— Живей поднимайся!

Снова я стиснул зубы, только на этот раз не от боли, а от злости. Но сдержал и себя и все слова, что рвались из меня. Есть ли ему дело до моих просьб подождать?

Едва я утвердился на ногах и выпрямил спину, как