Агей нервничал всё сильнее. В его мыслях я уловила, кроме нормальной для ситуации тревоги, отчаянный страх собственной несостоятельности как шефа. Рука сама по себе коснулась его ладони, пальцы сжали шерстистые пальцы, и волна живительной энергии пробежала по нервам из моего тела в его. А я уловила искреннюю благодарность в ответ.

Вспышка света известила нас о возвращении Рамона. Бес был бледен и взволнован. На наши вопросительные взгляды он ответил просто и мрачно:

— Ни одной воронки на месте.

— Как можно отключить туманные воронки?! — изумилась Анела.

— Как — пёс его знает! — жёстко сказал Агей. — Но кто-то сделал это! Мы в ловушке!

Строение и функционал туманных воронок были мне неизвестны и непонятны, поэтому я только молча смотрела на всех, поочерёдно. Хоть один бы объяснил! Но компания была серьёзна и задумчива. Наконец, Захар озабоченно спросил:

— Если воронки не работают, как мы выберемся из города?

— Как-как, — буркнула Яська. — Ножками!

— Другого выхода нет! — отозвался Агей. — До нашего поселения полтора дня пути. Придётся ночевать в лесу.

— Зачем кому-то выводить из строя воронки?! — возмутился бес. Неожиданно ему ответила Света:

— А как же! Первым делом коммуникации! Как в войну…

Все обернулись к ней. Девушка смущённо пробормотала:

— Я читала… И про революцию. Телефон, телеграф и вокзалы…

— Каким образом передвигаются упыри? — спросила я от балды.

Агей пожал плечами:

— Настоящие — летучие мыши — летают.

— Значит, воронки им ни к чему.

— Князь Упырей, — выдохнула Яна. — Я уверена, что это он!

— Похоже, но пока мы ничего не знаем, — возразил ей Агей. — Я предлагаю выйти из города как можно скорее и найти подходящее место для ночёвки!

— Как спать, когда в лесу, может, бродят эти твари? — осуждающе покачала головой Анела.

— Будем караулить по очереди, в паре! — его глаза сузились, и я снова увидела волчью радужку. — Нас четыре оборотня и провидица! Уж как-нибудь сможем не проворонить нежить!

И он двинулся по улице, всем видом показывая, что рассуждать больше не намерен. Волей неволей вся честная компания вынуждена была потянуться за ним. Я пристроилась в хвосте и вскоре пожалела об этом. Сзади волной катилось нечто непонятное, неприятное своей безучастностью и безчувственностью. Не жестокое и беспощадное, а именно отстранённое, чуждое и холодное. Словно серебристый туман воронки.

— Вовремя мы сбрызнули, — шепнул мне Захар, и я невольно ускорила шаг, подстраиваясь под его скорость.

— Это могильщики, да? — с расширенными глазами спросила Света, прибиваясь к нам. Захар кивнул.

— Что они из себя представляют? — спросила я чисто для общего развития.

— Бездушные и бессердечные твари, — пожал плечами парень. — Да, им ни душа, ни сердце не нужны, чтобы умерших в Навь забирать!

— Это что, ад, что ли? — уточнила Света дрожащим голосом. Захар терпеливо объяснил:

— Навь это Навь, ни ад, ни рай. Это типа христианского чистилища, где души ожидают новое тело для новой жизни!

— А черти там есть? — мне вдруг стало любопытно. Захар помотал головой:

— Ваших чертей с котлами, полными кипящей смолой, нету. Есть Велес и Трёхглавый пёс!

Он усмехнулся:

— Слышал, что его ласково называют Тётёшкой, но я бы не рискнул погладить ни по одной из голов!

— У меня дома собака осталась, — грустно вздохнула Света. — Морис, королевский пудель…

— Прибавьте шагу, девушки! — нервно оглянулся на город Захар. — Уйти бы уже подальше!

Мы углубились в лес. С наступлением ночи он стал неприветливым и совсем чёрным. Луна тускло светила с неба, играя тенями, и в каждой из них мне чудился отвратительный скелет с красными глазами. Мы старались ступать тихо, но по-настоящему это получалось лишь у оборотней. В волчьем виде (и когда только успели!) они скользили призраками между стволами деревьев, то и дело осматривая группу и время от времени меняясь местами. Бурый волк очень часто был рядом со мной, задевая мою руку жесткой шерстью, а я всякий раз невольно вздрагивала с непривычки. Нервы, напряжённые до предела, натянутые, как тетива индейского лука, почти ощутимо звенели в тишине леса. Люди и волки молчали. Это было страшно, тем более, что в спину всё ещё дул холодный ветерок со стороны могильщиков.

Мы забрались уже довольно далеко от города, в непролазную чащу, когда Агей вынырнул из-за деревьев и тихо, но веско сказал:

— Привал! Устраивайтесь на ночлег, сейчас сообразим что-нибудь на ужин!

Все разом ожили, зашевелились, как будто тупо шагающие вперёд зомби снова стали людьми. Две серые волчицы, одна со светлой шерстью на загривке, другая — с тёмной, скрылись в лесу, а чёрная, обратившись Яной, принялась деловито ломать еловые лапы и складывать их в кучу. Рамон бросил на ветки прихваченное с собой покрывало. Вот Плюшкин, как он умудрился его в сумку запихать?! Олена осторожно, чтобы не разбудить, уложила на импровизированную постель спящего Весеня и, разогнувшись, заохала:

— Моя спина!

— Я вам сделаю массаж, белла чика! — галантно склонился Рамон рядом с поварихой. Олена окинула его оценивающим взглядом и ответила задорно:

— Если хватит сил!

— Сеньорита! — оскорблённо вскинул руки бес. — Вы сомневаетесь в моих способностях?!

— Ничуть! — серьёзно ответила Олена. — Чтобы меня отмассировать, нужны сильные пальцы!

— Я повар, сеньорита! — Рамон пошевелил руками. — Уверяю вас, я справлялся с более твёрдыми материями!

Через несколько минут волчицы вернулись уже в человеческом виде, и Анела буркнула по своему обыкновению грубовато и ни к кому не обращаясь:

— Всё тихо.

Агей жестом пригласил их присоединиться к трапезе, которую шустрый Рамон сервировал возле лежанки. Света с Захаром уже устроились чуть поодаль, поедая каждый по куску ветчины, Олена с ворчанием намазывала густое жёлтое масло на ломти хлеба, а Яна подавала ей нарезанный острым перочинным ножиком сыр. При виде гигантских бутербродов у меня в животе начался симфонический оркестр, и, похоже, все его услышали. Агей с усмешкой присел рядом:

— Проголодалась? Неудивительно!

Его рука ненавязчиво скользнула по моей талии, и я ощутила жар от его тела. Смутившись, отодвинулась, приняла от поварихи бутерброд и жадно вгрызлась в него. Вкус масла, сыра и ржаного хлеба смешались на языке, и я застонала от удовольствия. Никогда не ела ничего лучше! Агей снова тихонько засмеялся над ухом:

— Ты так эротически ешь, что я сейчас умру от желания!