– Как все это трудно, – сказал он, пробегая рукой по своим тщательно уложенным волосам.

– О чем ты?

– О нас.

– Никто и не говорил, что будет легко, – хмыкнула она.

– Да, но уже почти год прошел. Не знаю, долго ли я смогу и дальше притворяться неравнодушным.

Сердце екнуло у нее в груди, на глазах выступили слезы.

– Ты меня больше не любишь?

Он схватил ее за руки.

– Стесса, не глупи. Я говорил о своей должности. Посмотри на меня, – он развел руками, выставляя напоказ яркие наколки. – Придворная жизнь, политика – все это не для меня. Кажется, я теряю себя. – Его голос смягчился. – Я не могу потерять и тебя.

– Не потеряешь.

Как бы ей хотелось предложить Лайкеру другое будущее! Она тоже хотела пойти ради него на все, но это было невозможно. Наследниц у нее не было. Не могла же она отречься от престола и оставить Лудию без правительницы.

Мать как-то сказала ей: «Если любишь, отпусти». Но жизнь без Лайкера была бы невыносима.

– Пожалуйста, потерпи немного, – сказала она. – Мы что-нибудь придумаем.

Лайкер кивнул, но ее слова, похоже, его не убедили.

Стесса прижалась щекой к его груди, обхватила его руками за талию и замурлыкала их любимую песню. Они качались на месте, а ее бусы тихо позвякивали.

– Я не позволю тебе забыть, кто ты, – сказала она.

– А ты? Ты сама не чувствуешь, что изменилась?

Быть королевой Стессе нравилось. Ей нравилось оберегать идеальное, по ее мнению, лудское сообщество от влияния других квадрантов. Нравилось, когда ее воспринимали всерьез. И, надо признаться, нравилось быть в центре внимания.

Пожалуй, она и правда изменилась.

– А это важно? – спросила она, остановившись и подняв на него глаза.

– Если ты счастлива, то нет.

Мать всегда говорила, что, если в сердце живет любовь, все остальное встанет на свои места. Но из любви к Лайкеру она совершила ужасные поступки, которых мать никогда бы не одобрила. Коварство и жестокость лудам не свойственны. Они народ светлый, веселый и беззаботный. А Лайкер – самый светлый и теплый из всех. Но день за днем его свет меркнул, и видеть это было все тяжелее.

– Я счастлива, когда ты рядом, – сказала она наконец.

– А давай сбежим отсюда, пока инспектор о нас не узнал? – сказал он с надеждой в голосе.

Лайкер с самого начала не хотел, чтобы она принимала престол, и уговаривал ее бежать. Возможно, так было бы легче. Он и сейчас примерно раз в неделю подбивал ее на побег, но до сегодняшнего дня она не думала об этом всерьез. В первые несколько месяцев правления ей было трудно, но потом она освоилась в новой роли, во многом благодаря тому, что Лайкер был рядом. Она хотела внушать подданным уважение, как Айрис, всегда владеть собой, как Кора, и блистать знаниями, как Маргарита. Но убийство Айрис и нервирующее присутствие инспектора заставили Стессу задуматься, такой ли она хочет видеть свою жизнь.

– Но куда мы отправимся? – спросила она. – Меня знает все королевство.

– Ты же мастер перевоплощений, – сказал он, легонько щелкнув ее по носу. В Лудии они часто ходили на вечеринки, раскрасив лица и переодевшись до неузнаваемости. Как же удивлялись друзья, когда под утро выяснялось, что это они! – Но Квадару придется покинуть.

Лайкеру будет нелегко. Он и так скучал по родным, друзьям и свободе творчества. Ради нее он пожертвовал всем. Раньше они все время смеялись и улыбались, а теперь только и делали, что переживали, обманывали и вынашивали хитроумные планы.

Он ждал ответа, вглядываясь в ее лицо.

Она шумно выдохнула.

– Вздумай мы сбежать, ничего бы не вышло. Дворец закрыли. Никого не впускают и не выпускают, и так будет до тех пор, пока не поймают убийцу.

– Но ты готова над этим подумать?

Стессе не очень хотелось расставаться с короной: с властью, которую она давала, и с обязанностями, которые налагала. Но расстаться с Лайкером было невозможно. Если инспектор докопается до истины, их разлучат навсегда. Она в нерешительности закусила губу.

– Я хочу быть счастливым, – продолжал Лайкер. – Вместе с тобой. За дворцовыми стенами нам будет лучше, вот увидишь.

Вдвоем они заживут по-простому. Он будет расписывать стены их дома словами любви, а она будет петь ему песни. Конечно, она будет скучать по дворцу, но не так сильно, как скучала по родному дому в Лудии. К тому же Лайкер погибал у нее на глазах. Пора было сделать выбор. Лайкер или престол.

Но все и так было ясно. Она всегда выберет Лайкера.

– Думаю, ты прав, – сказала она. – Но надо дождаться, когда снимут охрану.

– И тогда мы убежим?

Его красивый голос был полон надежды. Именно об этом он всегда мечтал. Быть с ней и чтобы никто и никогда их не разлучил. Никаких больше тайных свиданий. Никаких тайных поцелуев. Времени будет сколько угодно. Они начнут жизнь с чистого листа.

Никаких больше секретов, никаких законов, никаких убийств.

– Да, – улыбнулась она.

Киралия.

Тьма была милосердной. В ней царил покой. В ней не было боли и кровавых рек.

Киралия.

Я когда-то знала одну девушку по имени Киралия. Но она осталась в прошлом.

Киралия.

В ее жизни было много доброты. Много любви. Много счастья и смеха. Но она все разрушила, и ничего уже не вернуть.

– Киралия!

Я открыла глаза и увидела озабоченное лицо Варина. Я лежала в постели. В его постели. Он смотрел на меня круглыми глазами, его щеки раскраснелись, а волосы торчали в разные стороны, будто он пытался их вырвать. Он держал меня за руки, но, увидев, что я очнулась, тут же отпустил.

– Что произошло? – просипела я, дрожа всем телом.

– Ты кричала, а потом потеряла сознание. – Он снял с моих висков подушечки. – Как ты себя чувствуешь?

Я осторожно села в постели.

– Как будто только что прикончила квадарских королев.

– Не смешно, – нахмурился он. – На, держи. – Он протянул стакан воды и питательный батончик. Его руки тряслись, дышал он прерывисто. Похоже, еще не оправился от увиденного. И не мудрено.

От волнения у меня крутило желудок, поэтому есть я не стала, но воду приняла с благодарностью.

– Почему ты не рассказала мне, что на чипах? – спросил он, пока я пила. – Почему ты меня не предупредила?

– Вообще-то, предупредила. – Я поставила пустой стакан на пол и потерла лоб. Мне хотелось снова погрузиться в темноту. Здесь было слишком ярко. – К тому же ты бы мне не поверил.