Зала, в которую все пошли после ужина, выходила через аркаду перекрытий во внутренний двор, где стены были увиты диким виноградом и бугенвиллеей, чей аромат проникал во внутренние покои замка. Этот запах, вместе с дымом сигар, поначалу навевал на Лизу сон, с чем она была не в состоянии справиться. Однако в тот вечер, к ее несказанной радости, в замок были приглашены цыганские танцоры для развлечения сеньора графа, его семьи и гостей.

Из зарослей тяжелых красных цветов под самой стеной замка вдруг, как по волшебству, раздался звон гитары. Потом запел голос, послышался быстрый перестук кастаньет, словно крыльев громадной цикады, и только потом появились сами танцоры в полосе света, падающей из зала. Цыганка была золотисто-смуглой и гибкой, в ярко-красной юбке до середины лодыжки, с оборками по краям, в блузке с длинными рукавами из белого кружева. Ее черные волосы блестели, высоко забранные и заколотые блестящей заколкой. В кудри был воткнут огромный цветок камелии, а по сторонам лица лежали завитки волос, подчеркивая высокие скулы.

Клацанье ручных кастаньет и высоких каблучков создавало почти гипнотический эффект. И когда пение замерло, цыганка принялась танцевать, словно вымаливая себе партнера, с одинокой страстью, которая все нарастала. Он появился неожиданно, выскользнув из тени, сам похожий на тень, прилизанный и ловкий, как пантера. Он начал обходить кругами девушку, подбираясь к ней все ближе и ближе, пока наконец оборки ее красной юбки не коснулись в танце его узких обтягивающих брюк. Пара этих красивых молодых людей начала раскачиваться в такт, дразня друг друга глазами, и когда он опустился на одно колено и показал зубы в сверкающей улыбке, она закрутила юбку и махнула ее оборками прямо у него над головой. Он тут же вскочил на ноги, чтобы обнять ее, но она снова ускользнула от него, и так, словно две гибкие кошки, они дразнили и подзадоривали друг друга под четкую дробь каблуков. Каждый шаг означал дуэль, происходящую между ними, дуэль страсти и желания, муки и мановения, преследования и захвата.

Лиза сидела как зачарованная в углу дивана. Раньше она никогда не видела настоящего фламенко и не слышала такой музыки — чарующей, зажигательной, такого пламенного чувственного ритма, который отдавался в ее теле, раскрывая глубокие порывы, скрывающиеся под одеждой и кожей.

Она даже не представляла себе, что испанский танец исполнен такой откровенной страсти, что в нем так неразрывно смешаны красота и опасность, сливающиеся в огонь чувств и желаний.

Когда ее плеча коснулись пальцы, Лиза чуть не вскрикнула.

— Это всего лишь я. — Пальцы цепко схватили ее за плечо. — Вы прыгаете, как пугливая кошка. Вам понравился фламенко?

— Потрясающе! — выдохнула она. — Я и представить себе не могла, что это так…

— Конечно, откуда вам знать. — В его голосе слышалась нескрываемая насмешка. — Возбуждает, не так ли?

Еще как, подумала она про себя и на мгновение изощренной пытки закрыла глаза, почувствовав, как длинные ловкие пальцы касаются ее шеи, поправляя замок колье. Хотелось умолять его оставить ее в покое, оборвать игру в притворную близость. Он знал, что графиня смотрит в их сторону, и хотел, чтобы та решила, будто музыка и страстный танец возбудили его чувства к светловолосой, невинной и очень неправдоподобной невесте.

Испанская музыка еще звучала и отдавалась под сводами аркады. И в один миг Лиза вдруг ясно осознала, что происходит в ее душе. От этого сердце у нее замерло, как от удара кинжалом. Она попыталась побороть внезапно возникшее желание, чтобы все происходящее было правдой, а не частью дерзкого плана, но все было тщетно.

Это притворство было ей ненавистно, но вовсе не этот мужчина, который прикасался к ней сейчас руками, чтобы заставить всех поверить в свои чувства.

Танцорам вынесли угощение, и по мановению руки графини Лиза подошла и села рядом с ней, прихватив с собой кофе и коньяк, который только что принесли.

— Дитя мое, — унизанная перстнями рука коснулась ее щеки, — сегодня вечером ты выглядишь очаровательно. Я уже начинаю верить, что ты составишь хорошую пару моему внуку, этому дьявольскому красавцу. Вижу, он дал тебе гаремное сердце, как моя невестка его называла. Она прелестное дитя, но страсти у нее были небесными, а не земными и плотскими, как обычно в Испании.

— Я так поняла, что она сейчас живет в монастыре. — Лиза отпила большой глоток крепкого горячего кофе с коньяком.

— Ты хочешь сказать, дитя, что я говорю о ней как о мертвой? — Графиня кинула на Лизу выразительный взгляд. — Должна признать, что такой женщине, как я, добродетельная жизнь, проведенная в уединении, кажется слишком тоскливой. Но мать Леонардо была существом скорее духовным, чем плотским, и для нее такая жизнь вполне приемлема, даже желанна. Надеюсь, pequena, ты у нас не такая святоша? Не годится, чтобы мой мальчик, мой Леонардо повел под венец женщину, которая не может получать удовольствия от пылких поцелуев страстного мужчины. Он истинный сын гор, и в его крови смешаны солнце и гром. Он мой внук, я им горжусь и очень, очень хочу, чтобы он был счастлив. Я хочу этого ничуть не меньше, чем увидеть столь долгожданного правнука.

Графиня махала кружевным веером едва заметными ловкими движениями, разглядывая тем временем Лизу, которая едва сдерживалась, чтобы не вскочить и не убежать от такого откровенного и неприличного, с ее точки зрения, разговора. Страх и смятение отразились в ее взгляде, и кружевной веер вдруг замер.

— Надеюсь, — ледяным тоном продолжала графиня, — вы не из тех современных девиц, которые считают, что карьера важнее семьи? Я надеюсь также, что вы не боитесь заводить детей от Леонардо? Вы любите его или нет?

— Да… — Это слово вырвалось прежде, чем Лиза смогла удержать его, или найти ему замену, или отрицать то, что в этот момент говорило ей сердце. Да, она любит Леонардо де Маркос-Рейеса так, словно на самом деле собирается выйти за него замуж; как будто он любит ее, а не питает страсть к другой женщине; как будто он не использует ее как прикрытие в неразрешимой ситуации и истинной возлюбленной, которую он вынужден скрывать от этой очаровательной и суровой пожилой дамы, его бабушки, просто не существует.

— Вот и хорошо, дитя мое. Превосходно! — Веер снова заходил ходуном, перстни вспыхнули на ее руках, которые так жаждали покачать ребенка Леонардо, прежде чем они перестанут цепляться за жизнь и успокоятся навсегда. — Знаешь, когда люди любят друг друга, дети рождаются счастливые. Мой Леонардо в детстве был не очень счастлив. Он видел, что между его родителями не было любви; слышал их частые ссоры, а потом все эти слухи и сплетни. Пришло время и моему мальчику тоже испытать счастье.

Графиня перевела взгляд на своего обожаемого внука, который сейчас на другом конце зала разговаривал с Чано и молодым цыганом, танцором фламенко. Граф был выше всех в этой компании, черты его лица имели что-то ястребиное, как и его выправка. Он стоял с бокалом красного вина в руке, и было видно, что он полноправный хозяин здешних мест и замка. Но, владея и распоряжаясь здесь всем, он не кичился этим. В нем безошибочно угадывалась порода и хорошее воспитание, но одновременно что-то мавританское проглядывало в повороте головы, в профиле, который четко рисовался на фоне украшающих аркаду арабесков серебристо-голубого, с примесью пурпура, оттенка.