– Слушаю тебя. Говори, но не надейся, что слезами удастся купить себе жизнь.

– Умоляю, откройте мне глаза! – воззвала женщина. – Вы в опасности, мессир! Вас обманули! Это не она!

Ну вот. Рано или поздно это должно было случиться… Лизу бросило в жар, потом ею вдруг овладело странное, леденящее спокойствие, как всегда в первую минуту опасности. Она едва расслышала приказание мессира и тяжелые шаги Араторна. Словно сквозь мутную воду, видела, как он снял с головы пленницы мешок. И уже не удивилась, узнав Чекину…

Ее красивое лицо было избито так, что впору вновь обращаться к рисовальщику женщин. Сверкая безумными глазами, она метнулась к Лизе, вцепилась связанными руками в капюшон черного плаща, в тени которого Лиза до сей поры скрывала голову и лицо, и сорвала его с новым криком:

– Это не она! Это не русская принцесса!

– Будь ты проклята! – Лиза оттолкнула Чекину с такой яростью, что та отлетела на несколько шагов, не удержалась на ногах, упала и осталась лежать недвижимо.

Наступило невыносимо длинное, тягучее мгновение общего замешательства; потом из темноты послышались тяжелые шаги. И вот в круг света вступила большая мрачная фигура, облаченная в великолепную черную с белым рясу.

Незнакомец подходил все ближе к Лизе, неподвижно глядя на нее своими тусклыми, безучастными глазами из-под низко надвинутого капюшона. Этот мертвенный облик в точности совпадал с холодным, властным голосом, которым беседовала с Лизою тьма; и она поняла, что наконец-то видит перед собою мессира.

– У меня мелькнуло подозрение… – молвил он так же спокойно, размеренно, как говорил прежде, и у Лизы появилась отчаянная надежда, что все сойдет ей с рук. – Уж слишком прямолинейны вы были, без намека на какую-либо дипломатичность… – Мессир умолк, словно перехватило горло.

Он подошел к Лизе почти вплотную и некоторое время стоял, пожирая ее взглядом. Да, от этого старика, от этих глаз, от этого выгоревшего сердца нельзя было ждать ни любви, ни прощения, ни пощады, ни жалости. Лиза видела сейчас свою смерть. Ей даже почудилось, что появление мессира сопровождается сильным запахом дыма, словно это существо было воистину исчадием ада.

– Быдло! Грязная тварь! Мужичка! – прошипел он, обдав Лизу волной зловонного старческого дыхания. – Решилась подшутить надо мною?! Да как ты осмелилась?..

О, до чего же ей хотелось ответить ему добрым ударом кинжала или шпаги! Будь у нее хоть какое-то оружие!.. Она хотела броситься на него, но два стражника выросли обочь, карауля каждое движение. Она вцепилась в полы своего плаща, комкая и сминая их, как сминала бы горло этого гнусного старика, будь хоть малая возможность вцепиться в него. Наконец ее бессильная ярость нашла выход: Лиза обрушила на мессира самые грязные и изощренные ругательства, которые ей только приходилось слышать в жизни, не важно, по-русски или по-калмыцки, по-татарски или по-турецки. Быдло? Мужичка? Ну так и получи!..

Рот ее пылал от ненависти, а на душе с каждым мгновением становилось легче. Лиза выплевывала страшную матерщину, смеясь от счастья, ибо видела, как ненависть искажает бесстрастную морщинистую маску, как набухают на лбу синие жилы, багровеют щеки и лезут из орбит глаза. Бог с ним, с калмыцким или татарским, но уж русский-то язык он знал хорошо, у нее была возможность в этом убедиться! Сейчас Лиза мечтала только об одном: до такой степени распалить ненависть этого мерзкого мессира, чтобы он захлебнулся злобою, чтобы его хватил удар, чтобы он сдох здесь, сейчас же!..

Она даже не сразу поняла, что происходит, когда пальцы ее, судорожно стиснувшие бархат плаща, вдруг нащупали сквозь ткань что-то твердое и холодное.

Не умолкая, Лиза нашарила в складках глубокий карман, скользнула в него и едва не онемела, наткнувшись на холодную резную рукоять… небольшого пистолета!

Она медленно вытягивала руку из складок плаща, молясь всем святым, чтобы успеть выпалить в ненавистное лицо прежде, чем ее с двух сторон пронзят шпагами, как вдруг по залу прокатился панический вопль:

– Пожар!

От неожиданности Лиза замолчала, едва не выронив пистолет, и тут же почувствовала, что запах дыма стал куда сильнее.

– Мессир Бетор! – подскочил Араторн. – В основной галерее пожар! Огонь быстро продвигается! Надо уходить, пока не отрезан боковой ход!

– Пожар!.. – повторил мессир дрогнувшим голосом, но растерянность его длилась одно лишь мгновение. – Хорошо, Араторн. Мы сейчас уйдем. Но не прежде, чем я перерву своими руками горло этой…

Он не успел ни произнести свою угрозу до конца, ни привести ее в исполнение. Его минутного замешательства от принесенного Араторном известия как раз хватило Лизе, чтобы вскинуть пистолет к его лицу и спустить курок.

Выстрел оказался таким оглушительным, а отдача такой сильной, что Лиза, зажмурясь, качнулась назад; и в это мгновение кто-то дернул ее за руку с такой силою, что она невольно отпрыгнула в сторону, в темноту… избежав благодаря этой неожиданности двух шпаг. Но рука, спасшая ее, не разжалась: напротив, она продолжала с силой увлекать Лизу за собою; и ей ничего другого не оставалось, как броситься бегом, чтобы поспеть за своим спасителем.

Тьма, в которую они стремглав ворвались, была густой и плотной, как вода. Лиза бежала с трудом, не видя, куда ставит ноги, каждую минуту боясь споткнуться и упасть. Так почти и случилось, когда они наткнулись на крутую, хоть и короткую, лестницу, ведущую вниз. Вдобавок Лизин спаситель мчался слишком быстро, поэтому она скоро задохнулась, ослабела и влачилась за ним из последних сил. Какое-то время ее подстегивал ужас, если он рассердится за медлительность, то просто бросит ее в этом кромешном мраке, и тогда она уж точно станет легкой добычей преследователей, а если даже и нет, то никогда в жизни не найдет отсюда выход. Но скоро силы совсем оставили ее.

– Pronto! – прохрипел он, задыхаясь почти так же, как она. – Скорее!

– Не могу! – простонала Лиза. И, обернувшись, увидела словно гонца смерти, скачущее пламя в конце длинного черного коридора, которым они только что пробежали, – факел в руке преследователя. – Не могу больше!

Она тут же рухнула бы в изнеможении, но спаситель успел подхватить ее под мышки, заставив встать, и приткнул к осклизлой стене подземелья, а сам стал вплотную, загородив ее.

Свет приближался. Факел был один, значит, и преследователь был один. Лиза мимолетно удивилась, почему все они, как стая волков, не кинулись следом, но тут же забыла об этом. Казалось, ее тяжелое дыхание слышится на много миль вокруг; оставалась только надежда, что преследователь и сам достаточно запыхался и не может ничего слышать, кроме себя и своих оглушительных шагов.

Спаситель плотнее вдавил Лизу в стену, и ее ноздрей вдруг коснулся приятный, волнующий аромат. Она была так изумлена этим, что не сразу поняла происходящее, когда он вдруг метнулся под ноги поравнявшемуся с ними преследователю.