– Так все об этом талдычат, – раздалось из-за угла.

– Ну так найдите другие слова или другую форму, чтобы это не было талдычаньем, – парировал АнАн и неожиданно спросил придурка: – Чего ты хочешь от жизни? Чтобы тебя оставили в покое? А как ты будешь обеспечивать этот покой? Просиживать зад перед компом? Но ведь тебя будут считать лузером. И ты из штанов будешь выпрыгивать, чтоб доказать обратное. Или доказать, что тебе плевать на это. Но ты будешь доказывать, доказывая себе, что ничего не доказываешь.

– А вы что доказываете? – буркнул придурок.

– А я справился с этим. Живу себе и живу. Кому надо, пусть сами ищут доказательства…

Он кивнул и вышел. Мы сидели молча, глядя как ослы на закрывшуюся за ним дверь. Или, если по классике, как бараны. Не знаю, что он сделал, но он нас сделал. И мы это чувствовали. Мы чувствовали себя настолько жалко, что я сделал самую подлую вещь, наорал на бедного придурка, завершив:

– И, черт побери, скажешь наконец, как тебя зовут?! Придурок вытянулся во весь свой несуразный рост и поклонился на все три стороны:

– Георгий. Можно Гоша. Хотя, на хрен! Вот он мужик, а вы так себе… Вот и доказывайте! – Он потопал к дверям, но я рявкнул:

– Стоять! Кругом! Плюх на место! Вот так. – Потом повернулся к своим: – Ну что, есть идеи?

– Есть, – флегматично заявил Филя, – надо работать не «как все». Другого выхода нет.

– Типа, разные звезды поют свои версии на тему, – поддержал Степка и обратился к придурку: – Гош, можешь читкануть что?

Парень выполз на середину комнаты и задергался, типа, пританцовывая:

Бурные аплодисменты заставили нас подскочить. В дверях стоял Карлыч, за спиной которого маячила Каркуша.

– Ну-с, господа юродивые, развлекаться изволите?

– Никак нет! – отрапортовал я. – Идею иллюстрируем. Я вдохновенно принялся вешать Карлычу лапшу на уши, попутно понимая, что идея может сработать, а если не примут, то надо ее провал скинуть на недоумков, не оценивших ее. Потому дерзко спросил:

– Как думаете, Карл Карлыч, шеф отстегнет достаточно бабла на звезд?

Карлыч меня удивил:

– А какое «как все» у Антона?

Это был вопрос вопросов, и я признался, что ответа пока нет, вот потому и работаем не покладая компов. Карлыч кивнул и вышел.

– «Я не сказала да, милорд», «Вы не сказали нет!» – резюмировал Степка.

Я успокоил собратьев по бреду:

– Зато он убедился, что мы не ваньку валяем. Кстати, Карлыч навел на правильный путь. Давайте-ка прикинем список звезд, напишем каждому двустишье в прозе в стиле «так же, как все». Фил, продумай баннеры, лого и прочую фигню. И думаем строчку для кандидата. Все! Включая хрень-фигеров. Но все это завтра. А сегодня по домам.

Парней как ветром сдуло. Я подождал немного, потом вызвал Ангелину. Когда она возникла на пороге, я молча с минуту разглядывал ее. К концу сорок седьмой секунды ее нервы не выдержали, она фыркнула и развернулась.

– Стоять! – не так, как придурку, но командно сказал я. – Видите ли, Ангелина, наша работа, возможно, вам кажется ерундой, но именно мы творим завтрашний день, а значит, историю. Если вам не хочется быть сопричастной этому процессу, ради бога! Но, право, не подобает девушке из приличной семьи… (тут она поникла), как бы это поделикатней сказать… Впрочем, вы меня поняли.

Разумеется, она поняла, но попыталась прикинуться дурочкой: «Он сам пришел». Вот и подставилась! Я сразу ввернул классику: «Не виноватая я, он сам пришел!» И продолжил: «Милая моя, я же не говорю, что вы… э-э-э… Но, согласитесь, что… э-э-э… Впрочем, я все сказал. Выбор за вами». Я уткнулся в монитор. Ей не оставалось иного, как выйти. Молча. Молодец, хоть не растеклась и не несла чушь. Я еще минут пятнадцать посидел бесцельно, потом позвонил Элис и предложил встретиться. Она согласилась, но попозже. Было и так поздно, я не знал, где убить час, и остался в офисе. Через полчаса позвонил Дед и велел срочно приезжать. Я заканючил, но он пресек: «Вадюша… умер. Наши все здесь». Не знаю, сколько я просидел, тупо пялясь в монитор, потом встал и вышел из кабинета.

Следующие три дня прошли как в тумане. Это была первая смерть близкого мне человека, я не мог отнестись к ней формально. К тому же тело Вадика надо было привезти из Швейцарии. Будь она проклята! Мы так верили в нее, что даже не беспокоились за Вадика. Ну, я уж точно. Надо было переделать кучу каких-то организационных дел. Нет, конечно, Контора все хотела сделать сама, но Клуб воспрепятствовал. Ашотик заявил, что если у человека есть шрджапат, то негоже прощаться с другом за казенный счет, потому что у него нет семьи. Я был горд, они ведь почти обнулились, скинувшись на лечение Вадика, но все равно считали, что доведут дело до конца.

На поминки я позвал своих парней. То есть не на настоящие, а к нам, где собрался Клуб. Пусть послушают реальных мужиков. Гоша плакал. Сидел, слушал и плакал. Всю жизнь он был с дядей на ножах и тут вдруг понял, что это было едва ли не единственным настоящим и стоящим в его жизни. Где-то под утро Игореша сказал:

– Вадик был настоящий мужик… несгибаемый. Офицер, как в советских фильмах. Он мог многое, кроме одного – он никогда не смог бы предать.

– Парни, – задумчиво сказал Ашотик, когда выпили за помин души Вадика, – то, что он разрешил нам скинуться… это же было против его… гордости… он был слишком гордый… и то, что он нам разрешил… это ведь не для себя он сделал, а для нас… последний благородный поступок. Он хотел показать, что мы…

– Настоящие! – кивнул я. Ашотик кивнул в ответ и продолжил:

– Он все делал по-своему, не так, как все, а мы… разве мы всегда его понимали – полковник проклятой конторы?! – Губы Ашотика задергались, он вытащил очередной безукоризненный платок и почему-то протер лоб. Харитоша шмыгнул носом и запел. Мы выпили, и я спросил:

– Ашотик, а это плохо – быть как все?

– Что ты несешь? – нахмурился он. – Все хотят быть не как все. Как все – это серая масса. Лузеры, как вы сейчас говорите. Что ты опять завелся?

– Не заводись, Ашот, – вздохнул Стас, – парня что-то муторит, вот он и пристает. «Как все» тоже по-разному бывает. Мика прав. Надо просто правильное содержание найти. И десять заповедей, и любой свод законов – это ведь и есть призыв быть как все. Хотя бы на этом уровне.

– Типа, «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан»? То есть будь гражданином – это приоритетно, а если можешь, то сверх того и поэтом? – спросил я.

– Типа того, – согласился он и предложил: – давайте по последней, и разбредемся.