Она выбежала на улицу и уже по протоптанному соседями пути рванула к дому Николаевых.

Льва Михайловича обнаружили на кухне у Веры. Он сидел на стуле, опустив ноги в таз с горячей водой, и молча попивал чай.

– Я его под окнами нашла, в сугробе, – рассказывала Вера. – У него ресницы от холода слиплись, кричал, что боится больше никогда жену не увидеть. Мне ваши жены звонили, ищут вас по всему поселку, – обратилась Вера к Толику и Валере. – А ты чего? – посмотрела она строго на мужа. – Выяснил, откуда у людей столько счастья и почему они лучше нас живут?

– Нет, – замотал головой Саша, глядя на соседей. – Все дороги ведут к нам. Оказывается, мы с тобой самые счастливые, – виновато посмотрел он на жену и, подойдя, обнял за плечи.

Тут до всех остальных дошло, что дороги счастья так же ведут и в их дома.

Выпив на дорожку горячего чая, соседи побрели домой – рассказывать женам о том, чему научились, подглядывая за другими. Ольге Ивановне и Льву Михайловичу пришлось остаться в гостях до утра: погода была нелетная, а им нельзя рисковать друг другом, чтобы и их дорога оставалась незаметенной как можно дольше.

Во имя тишины

Роман Евгеньевич сорок лет посвятил строительству и больше всего на свете мечтал провести время на пенсии в тишине и покое. Пару лет у него это отлично получалось, пока в их дворе не завелась совершенно неуправляемая и не уважающая покой старых прорабов компания.

Каждый день, когда Евгеньевич садился в любимое кресло, чтобы наблюдать за жизнью диких животных по телевизору, дикие дети возвращались из местной школы, и начиналась шумовая атака. Не помогали ни стеклопакеты, ни увеличенная на максимум громкость телевизора.

Противные детские голоса легко проникали сквозь пластик, бетон, черную материю, пространство и время. Мат и крики стояли такие, что даже стая антилоп в телевизоре сбегала, оставив бедных хищников без ужина.

– Надо что-то делать, Роман Евгеньевич, – обратился как-то лев к мужчине через экран. – С таким шумом мы тут с голоду помрем.

Роман Евгеньевич кивнул и открыл глаза. Это был сон. Но дети по-прежнему орали под окнами.

– Вы почему не в телефонах своих сидите? – спросил как-то Евгеньевич у школьников. – Все нормальные люди зрение в ноутбуках портят и молча орут друг на друга в интернете, а вас чего все на улицу тянет?!

– Пошел ты, хрен старый! – послышалось в ответ.

Роман Евгеньевич был уважаемым человеком. Терпеть подобные высказывания в свой адрес он не имел права. Был бы этот маленький хам его подчиненным, он бы уже давно насовал ему стекловаты в штаны и отправил ломом мешать бетон, пока не научится себя вести. Но он знал, что школьники неприкосновенны, как гиббон вида Nomascus hainanus.

Роман Евгеньевич искал помощи у участкового, но тот лишь разводил руками:

– Это дети, Роман Евгеньевич, я не могу вызвать для борьбы с ними отряд ОМОНа или БТР, как вы предлагаете, – отнекивался этот слабак и нюня.

Евгеньевич пытался найти родителей крикунов, но те либо постоянно терялись среди непроходимых дремучих офисов, либо отвечали одинаково: «Мы дома от них с ума сходим, пусть хоть на улице пар выпускают».

Роман Евгеньевич просил по-хорошему, угрожал и даже предлагал установить график шума, но каждый раз его посылали дальше, чем в джунгли Амазонии.

Как-то раз он пришел домой с рынка пораньше, плюхнулся в любимое кресло, включил канал о дикой природе и уже было предался релаксу, зная, что у него есть минимум три часа, пока дети в школе. Но, к своему ужасу, услышал с улицы противный визгливый голос пацана по имени Сережа: «Эй, лошара-а-а-а-а!»

Взглянув на настенный календарь, прораб понял, что наступило страшное время – летние каникулы.

Роман Евгеньевич осознавал, что дальше так продолжаться не может. Ближайшие три месяца могли значительно сократить его пребывание в этом мире. Он даже начал думать, что детей подослал пенсионный фонд, чтобы скорее избавиться от очередной обузы в его лице. Но мужчина собирался получить всю заработанную пенсию до копейки, даже если ему придется прожить до ста тридцати лет.

Роман Евгеньевич достал с полки свой ящик с инструментами, вытащил молоток и отправился на улицу. В глазах мужчины не было сомнений или страха – только холодный расчет.

Он быстро дошел до места, где тусовались источники его беспокойства, и оценил взглядом масштабы будущих действий. Увидев большое дерево, растущее посередине двора, мужчина улыбнулся уголком рта и тихо хладнокровно произнес:

– Вот тут-то я вас всех и соберу.

Затем он дошел до первых мусорных баков, где с утра какие-то новоселы из ближайших домов складировали доски – люди меняли старые полы на новые. Доски были отличные: толстые, сухие, со специальными пазами.

Роман Евгеньевич перетаскал их к дереву, затем пошел к другим мусорным бакам, где тоже валялись разные пиломатериалы. Спустя несколько часов, обливаясь потом и дрожа от усталости, Роман Евгеньевич сколотил временную лестницу и начал подготавливать будущие опоры.

Из своего окна он спустил удлинитель, чтобы можно было работать лобзиком, выкопал ямки. У местных строителей, что делали отмостку домов, выпросил несколько ведер бетона, и уже к вечеру перед деревом стояло несколько крепких столбов.

На следующий день Роман Евгеньевич начал возводить полы и стены будущего домика на дереве. Мужчина обошел еще несколько помоек и собрал гору строительного материала. Одни жильцы меняли двери, другие – окна, третьи – старую мебель. Все шло в дело.

Роман Евгеньевич трудился от рассвета до заката: разбирал шифоньеры, распускал щиты кухонных столов, откручивал фурнитуру – так сильно ему хотелось тишины. Естественно, местная шпана не оставила все это без внимания.

Дерзкие школьники с любопытством наблюдали за чудаковатым мужчиной, который на старости лет тронулся умом и взялся строить шалаш посреди двора.

Поначалу они над ним насмехались. Затем, наблюдая, какой перспективный коттедж появляется прямо у них на глазах, стали все чаще поглядывать в сторону стройки.

Роман Евгеньевич не привык работать кое-как. Обычный шалаш он сооружал по всем строительным канонам: использовал чертежи, распределял нагрузку, не забывал про эстетическую сторону проекта.

Через неделю мужчина взялся за кровлю. В его доме как раз проводился капитальный ремонт, и рабочие с легкой руки отдавали ему старый ненужный шифер и фрагменты обрешетки.

– Для кого строите? – спросил как-то своим противным голоском подошедший к Евгеньевичу Сережа.

– Для тех, кто матом не ругается, – ответил мужчина, устанавливая