Некоторые, поддавшись безумию дара, уничтожали целые деревни. До городов, к счастью, беда добиралась редко — чернокнижники успевали усмирять опасных носителей. Но все же страх перед ними закрепился. Не в умах горожан или низкородных — в умах правителей. Из-за него они и приняли решение уничтожать носителей.

«…и только на Туманных островах да в Нортейне ослепляют неугодных, лишая их возможности видеть жертву. Во всех остальных землях носителей сестринских даров убивают. В Хэйраде через отсечение головы, в Шийрене через удушение, в Эйхаре используют яд…»

Я моргнула.

Тряхнула головой и перечитала последнюю строчку еще раз. Потом еще раз. И еще. Будто если прочитать ее десять — двадцать раз, смысл написанного изменится. Будто одни и те же буквы можно прочитать иначе. И понять иначе. Но только правда, как всегда, не знала жалости.

Не успев до конца осознать, что собираюсь делать, я вскочила с кровати и, как была в одной ночной сорочке, кинулась к смежной двери. Без стука распахнула ее и нырнула в наведенную тьму.

— Смотрю, ночные визиты пришлись тебе по душе, — раздался насмешливый голос Самаэля.

Мне же было не до веселья. Сжав кулаки, я решительно зашагала туда, откуда доносился звук. Двигалась быстро, не боясь врезаться в предметы. И к моему удивлению, действительно ни во что не врезалась.

— Ты солгал мне! Говорил, в Эйхаре носителей держат в Теневом поместье и ищут решение. Ты просил довериться тебе, и я поверила! А ты… а ты…

— А что я?

Я вздрогнула от неожиданности, ощутив присутствие Самаэля совсем рядом. Мне казалось, между нами должно остаться метра два-три.

— Почему ты солгал? — спросила тише, теряя боевой настрой.

— Потому что не хотел пугать еще больше. Ты боишься своего дара, Эвелин. До сих пор боишься, хоть и начала свыкаться с мыслью о нем. А если бы в тот момент я поведал о судьбе носителей в Эйхаре?

— Но если обо мне узнают?

— Как?

В голосе Самаэля зазвучала улыбка. Не насмешливая, а теплая. И против воли я смутилась. Ощутила, как нагрелись щеки, и опустила взгляд. Да, в окружающей нас тьме не разглядишь даже кончик собственного носа, но…

Прикосновение Самаэля заставило сбиться с мысли. Его пальцы мягко сжали мой подбородок и потянули вверх. Он, что же, меня… видит?

— Семья, в которой ты выросла, понятия не имеет об опасных дарах. Люди в дилижансе забыли твое лицо: Айрис умеет хранить секреты. У нее непростой характер, но она не станет вредить мне. Если только ты сама себя не выдашь, никто не узнает о нашей тайне.

Нашей…

Слово прозвучало так естественно, так… правильно, будто действительно есть «мы», и есть то, что нас объединяет. Не просто интересы — нечто большее. И пусть разумом я понимала, сколько обманчива эта мысль, но ненадолго, всего на секунду, позволила себе поверить в нее. Да и как не поддаться искушению, когда от одной этой мысли сердце замирает и щемит так сладко?

— Что будет с тобой, если обо мне узнают?

Самаэль не спешил с ответом. Я вглядывалась в темноту, словно все надеясь различить сквозь нее очертания мужского лица. Чувствовала на себе ответный внимательный взгляд, ощущала кожей чужое дыхание.

— Самаэль, что? — повторила в нетерпении.

— Мы разделим одну судьбу на двоих. Мой дар скоро станет опасным, а значит, и привилегии чернокнижников меня не защитят. Если нас поймают, убьют обоих.

— Но ради чего ты пошел на это? Зачем рискнул? Ты же…

Я замолчала на полуслове. До этого размытая картинка вдруг обрела ясность. Словно проливной дождь прекратился, и лужи, лишенные беспокойных капель, стали зеркально-гладкими. Вот только вместо неба я увидела в них ответ.

— Ты… нашел способ избавиться от проклятия?

Все началось с Айрис. Именно пробуждение ее силы вынудило Самаэля пойти против законов империи. Он никогда не упоминал родителей — все его рассказы о себе сводились к рассказам о чернокнижниках. О нем самом я знаю мало. И в то же время, думаю, о нем самом я знаю больше многих. Пусть имя рода, прошлое, облик — все сокрыто тьмой, но душу Самаэль от меня не прячет. И я знаю, что, несмотря на все проступки, он любит Айрис. Дорожит ею. Поэтому и не смог отдать ее императорским палачам.

Пытаясь защитить сестру, он начал искать способ усмирить опасный дар. Нет, Самаэль не стал первым, кто решил это сделать. Но он стал первым, кому это удалось. Тогда же родилась даже не идея — тень надежды, что и дар чернокнижника можно запечатать. Однако, чтобы действовать наверняка, следовало все перепроверить — удостовериться, что артефакты действительно работают. А значит, нужен был новый носитель.

В надежде отыскать его раньше имперских палачей, Самаэль спрятал на землях Эйхара сотни чующих камней, способных уловить даже малейшее проявление сестринской силы. Именно один из таких и помог Самаэлю найти меня. Не желая привлекать лишнего внимания, он не стал пользоваться властью чернокнижника. И вместо того, чтобы затребовать моей отправки в Теневое поместье, купил. Сокрыл интерес под видом рядовой сделки. Все же людей, пусть и нечасто, но продавали. И вопросов такая сделка не вызвала.

Как только получилось усмирить мой дар, Самаэль начал ставить опыты на себе. В Кайдире он надел артефакт — широкий наруч, изрезанный символами и украшенный черными турмалинами. Однако уже к утру тот рассыпался пеплом. Вторым стал медальон, что продержался лишь полдня. Третьим — серьга- полумесяц. Последний пока держится… но только пока. Сила чернокнижника уже начала разъедать его. Скорее всего, артефакт не переживет эту ночь.

На пороге своей комнаты я остановилась. Обернулась и коснулась живой тьмы рукой. Ощутила пружинистую упругость под пальцами и то, как она мягко поддалась, пропуская. Сердце сжалось. Дар чернокнижника не похож на сестринские силы — он осязаем. Его можно потрогать, увидеть, обойти… И его не сковать.

Догадка обрушилась, словно талый снег с покатой крыши. Плечи дрогнули, едва не согнувшись, однако все же удержали тяжелый груз. А следом пришло еще одно понимание, от которого внутренности стянуло ледяным узлом. Самаэль знает, что надежды почти нет. Знает, но упрямо отказывается сдаваться.

Утром меня разбудила служанка. Держалась при этом с почтением, будто я не просто Эвелин из Айдерона, а высокородная айра. И от такого отношения становилось неловко. Мне помогли умыться, одеться, подали туфли, начищенные до блеска. Потом усадили на мягкий пуф перед дамским столиком.

Служанка действовала уверенно, со знанием дела. Нанесла на волосы какой-то бальзам, расчесала их, уложила. Поразительно, но под ее руками всегда капризные пряди замерли мягкими полукольцами. В светлых волосах заблестел полуночносиний, в цвет платья, гребень. Закончив, она поклонилась и вышла.

Я же направилась к Самаэлю. Смежная дверь, на удивление, оказалась закрыта. На мгновение мелькнула мысль вернуться в кресло, взять книгу и провести ожидание, изучая трактат об опасных способностях. Однако я быстро отмела эту мысль. Мы в императорской резиденции. Даже если мне лучше сидеть безвылазно в комнате, стоит уточнить у Самаэля.