статуи Богоматери и Святого Петра, соответственно слева и справа от центрального прохода.

Мой ответ привел Бориса в необычайно радостное состояние, как если бы я сказала ему о выигрыше в лотерею, он подхватил и закружил меня, что-то напевая по-польски.

– Недаром я сказал, Кира, что вы мой ангел, мой всезнающий ангел. Сегодня, когда вы читали эти стихи, мне показалось, что я вижу за вашей спиной крылья. С меня не просто букет, я готов бросить к вашим ногам все цветы мира!

«Надеюсь, что не только исторические познания привлекают тебя…» – подумала я.

Из дневника следователя Савельева

Рыбнинск, 30 мая 2017 года

Не знаю, что произошло раньше – зазвенел будильник или Нельсон запрыгнул на кровать и ткнулся усатой мордочкой в мою щеку.

Пытаясь стряхнуть с себя остатки сна, я с сожалением подумал, что досадное происшествие, из-за которого мне пришлось изменить свои вчерашние планы, не позволило увидеть Киру. О том, что не удалось побеседовать с Борисом Левандовским, я переживал не так сильно.

– Вот ведь, дружище, какая незадача, – поделился я с Нельсоном, готовя нам завтрак. – Угораздило же какую-то пьянчужку забраться на дачу замглавы администрации и там чуть не помереть то ли с перепоя, то ли объевшись хозяйскими деликатесами… Вроде и дело незначительное, но место не простое, решили, что одним участковым не обойтись, срочно затребовали следователя… А мне теперь лишние бумажки писать.

Кот слушал меня внимательно, подмигивал единственным желтым глазом и терпеливо ждал свой паштет.

Зазвонил телефон. Прижимая его к плечу, я открывал баночку кошачьего корма, слушая возбужденный голос Славы Курочкина. От новостей, которые он мне сообщил, я забыл и про завтрак, и про домашнего питомца, бросившись в прихожую с банкой в одной руке и с телефоном в другой. Вслед мне раздалось возмущенное мяуканье. Взглянув мельком в зеркало, в котором отразился лохматый субъект в майке и без штанов, я пришел в себя, вернулся на кухню, выложил Нельсону паштет в мисочку, выпил одним глотком кофе и отправился в спальню одеваться. Эти несколько минут, заполненных обыденными домашними делами, были последними спокойными мгновениями – дальше все закружилось, как в калейдоскопе…

По дороге еще раз обдумал то, что сказал мне Славка. А ехал я отнюдь не в сторону работы, а к костелу. Сегодня рано утром Аркадий Мельников, пришедший встретить рабочих, обнаружил, что в здании побывали вандалы, учинившие разгром и, возможно, что-то похитившие. От увиденного ему стало плохо, рабочие вызвали «Скорую», ну и полицию заодно. Что-то подсказывало мне: это напрямую связано с нашим расследованием.

Курочкин ждал меня у входа в костел. Он разговаривал с врачом, пожилым добродушным мужчиной с чемоданчиком в руке.

– Все в порядке, приступ стенокардии мы купировали. От госпитализации больной отказался, но ему лучше сейчас побыть в состоянии покоя, не нервничать. Не утомляйте его долгими расспросами.

– Спасибо вам, доктор. Оставьте ваши координаты моему помощнику для протокола. – И я вошел внутрь вместе с подоспевшей оперативной группой и экспертом.

Слава недовольно посмотрел мне вслед: ему тоже хотелось в эпицентр событий.

Бледный, сразу как-то осунувшийся, руководитель студенческого клуба сидел на скамье у входа, ворот его рубашки был расстегнут, на лбу выступили бисеринки пота. Вокруг толпились рабочие в форменных комбинезонах, кто-то протягивал Аркадию бутылочку с водой, кто-то сочувственно вздыхал.

– Вы пока посидите, приходите в себя, а мы осмотрим все и потом побеседуем, – сказал я Мельникову, а рабочих отправил к Курочкину – записать данные и показания.

«Странные какие-то вандалы, – подумал я, разглядывая разбитый мраморный постамент и разбросанные по полу металлические горшки для цветов, – совершенно бессмысленное действие, потребовавшее большой силы и наличия инструментов».

Пока мои коллеги фотографировали место происшествия и искали возможные следы, я обошел костел, убедившись, что других повреждений нет. В боковом приделе аккуратно стояли картонные упаковки, очевидно, те самые витражи, что реставрировала Кира. Я поднял голову и невольно залюбовался парой уже застекленных стрельчатых окон.

Мое внимание привлекла приоткрытая дверь, ведущая из придела в примыкающий к костелу флигель. В галерее, по всей видимости, была организована какая-то экспозиция, на стенах висели стенды с документами, фотографиями, гравюрами, относящимися с истории храма. Под ногой хрустнуло стекло, и я заметил, что одна из витрин разбита и пуста. Нужно было уточнить у Мельникова, что именно пропало, и я вернулся в зал.

Аркадия я нашел приободрившимся, успокоившимся и разговаривающим с Кирой Деминой – собственной персоной.

– Вот, Кира Юрьевна очень хорошо знает, что где расположено после реставрационных работ, и все вам расскажет. А мне бы хотелось понять, как быстро и с какими затратами мы можем убрать следы разгрома и попытаться восстановить приличный вид зала. – Он явно хотел переложить все объяснения на других.

Мне показалось, что девушка обрадовалась, увидев меня, и, когда мы здоровались, на ее губах мелькнула заговорщическая усмешка.

– Как хорошо, что не пострадали мои витражи! – воскликнула Кира. – Когда Аркадий позвонил мне и начал кричать, что в костеле все разбито, я в первую очередь подумала о них. Но вот кому понадобилось громить колонну, не понимаю. Какое-то варварство, хулиганство… Вы знаете, Игорь, на этих постаментах раньше возвышались статуи святых, которые еще в начале тридцатых годов прошлого века были уничтожены вандалами. У нас даже была идея сделать таблички с указанием имен. Вот, например, на этом, разбитом, стоял Святой Петр. А напротив – Мария, мать Христа…

– Да, очень похоже на хулиганство или какой-то протест, – согласился я. – Но надо еще проверить, не было ли других желающих занять это здание. Возможно, это знак, угроза, предупреждение тем, кто его занимает. А вам я хочу показать еще кое-что странное.

Мы прошли в галерею, и Кира опять удивилась бессмысленности совершенного.

– На этом стенде, я хорошо помню, были размещены материалы, рассказывающие о судьбе костела в конце двадцатых годов прошлого века. Копии каких-то актов, вроде бы постановление о закрытии храма, несколько фотографий… В архиве должно быть подробное описание каждой части экспозиции. Если надо, я поищу. Но это не представляет никакой ценности, кроме краеведческой, исторической. Вряд ли это дело рук какого-то безумного ученого.

Тут она замолчала, как бы споткнувшись на слове, и я догадался, что мы подумали об одном и том же человеке – польском историке Борисе Левандовском.

Осмотр показал, что колонна была разбита чем-то типа тяжелой металлической кирки, но ничего похожего в здании не обнаружилось. Кроме кусков мрамора – никаких следов. А вот с осколками стекла нам повезло больше: на одном из них эксперт обнаружил потек, похожий