Сашенька было побежала, но споткнулась о камень, больно ударившись коленками и ободрав руки.

Приподняли ее за волосы:

– Предъяви-ка мордашку!

Тарусова встретилась с купцом взглядом.

– Эге-ге! Марья Никитична! А я ведь предупреждал…

Осетров больно двинул Сашеньку ногой в живот.

Она повернула молящие глаза на Прохора, но тот отвернулся.

– Чего тебе надо, тварь? Молчишь, курва? Щас я тебя разговорю…

Но кулак до Сашенькиного лица не долетел, потому что сзади Осетрова обхватил мастеровой с напомаженными волосами. Сашенька так и не поняла, откуда и когда он появился.

Калина Фомич от неожиданности выпустил Сашенькины волосы.

– Пусти! А ну пусти, говорю! – Калина Фомич силился вырваться от невидимого им противника, но мастеровой с франтоватыми усиками был крепок. – Ты чего стоишь? – крикнул купец Прошке.

Тот попробовал сблизиться и тут же получил от нападавшего сапогом под коленку и скрючился.

– Уй-е-е!

– Растяпа! Что хоть за хрен меня держит? – спросил его Осетров.

– По виду работяга! – со слезами на глазах простонал Прошка.

– Чего тебе надо, фабрика? – Калина Фомич в очередной раз безуспешно попробовал освободиться от хватки.

– Кончай, дядька, безобразничать! Девок бить – последнее дело!

– Жену учу. Имею право! Ну, пусти!

Сашенька, после удара под ребра дышавшая с большим трудом, прошептала:

– Помогите… Помогите… Я не жена…

– Врешь, значит, господин хороший…

– Что ты мнешься! – крикнул раскрасневшийся от бесплодных потуг Осетров Прохору. – Заходи сзади!

Внезапно, откинувшись головой, он стукнул мастерового затылком по лбу. Тот от неожиданности на миг ослабил хватку и сразу получил локтем в грудь. Отлетев почти на сажень, Сашенькин заступник боком приземлился на деревянную мостовую.

– Вали отсюда, а то изуродуем, – посоветовал ему Калина Фомич.

Мастеровой вскочил как ни в чем не бывало и двинулся на Осетрова.

– Еще захотел? – крикнул купец.

Дальнейшее произошло стремительно. Сашенька ойкнуть не успела, как Осетров оказался на земле.

– Ты тоже хочешь? – спросил мастеровой у Прохора, подув на кулак, словно на ружье после стрельбы.

– Спасибочки! В другой раз!

– Тогда забирай хозяина и проваливайте!

Прошка, припадая на поврежденную ногу, доковылял до Осетрова. Тот стонал, из носа хлестала кровь; без посторонней помощи встать купец не смог.

– Пособи! – попросил он возницу.

Мастеровой присел возле Сашеньки:

– Жива?

– Угу!

– Ребра целы? Ну-ка вдохни полной грудью! Не больно?

– Не! Спасибо вам!

– Да не за что…

Прошка, усадив Осетрова в дрожки, сам устроился рядом с возницей.

– Но, родимая! – хлестнул тот кобылку.

Приказчик кашлянул, Сашенька обернулась. Прошка подмигнул ей: мол, помнишь про встречу?

– Тебе что, добавить? – вскочил мастеровой.

– Нет, нет! У меня глаз сам по себе мигает!

– Еще раз мигнешь – выбью!

Когда дрожки скрылись за поворотом, неожиданный спаситель помог Сашеньке подняться.

– Позвольте представиться, сударыня, – Юрий Ципцин. Невская стеариновая артель.

– Маруся.

– Очень приятно-с! Толстый этот кем тебе приходится?

Господи! Опять придется врать. Как надоело…

– Да хозяин это… Соблазнить хотел. А я хозяйке донесла и расчета попросила. Ну, и вот сегодня в церкви нос к носу столкнулись…

– Каков боров, однако! Жаль, не знал. Покалечил бы…

– Ой, что ты, грех это…

– Грех прелюбодействовать…

– Еще раз спасибочки. Мне пора.

– Нет уж! Вдруг за углом поджидает? Давай провожу…

Отказать было невозможно. Мастеровой подхватил Сашеньку под ручку, и они отправились гулять. Времени до назначенной встречи было предостаточно, дом Живолуповой находился неподалеку, поэтому княгиня позволила угостить себя мороженым с лимонадом, потом совершила променад вдоль пристани, где запах реки и скошенного сена причудливо смешивался с ароматом заморских пряностей, хранившихся на складах. Не торопясь, дошли до Сытного рынка, где Сашенька (наконец-то!) купила огурцов с пупырышками, завернули ненадолго в зоосад. Пришлось ахать и охать, изображая изумление впервые попавшей туда кухарки.

Ципцин был красив, гимнастически сложен (иначе вряд ли бы справился с грузным Осетровым), вел себя галантно и обходительно. Интерес свой мужской не скрывал, вздыхал, сжимал ладошку, однако границ не переходил и глупостей не делал.

Расстались с Юрием за квартал до дома Живолуповой. Сашенька твердо отказала в будущем свидании (зачем обманывать хорошего человека?), но на прощание с благодарностью чмокнула в щечку и назвала Юрочкой.

Получив несколько дней назад ключ от муравкинской квартиры, Сашенька носить его в ридикюле не рискнула – спрятала в выемку между каменной стеной и дверным косяком. В сумочку и любопытный Володя может заглянуть, и Татьяна в поисках пудры (девица тайком от родителей давно уже пользовалась косметическими средствами), да и Клашка не считает зазорным нос сунуть.

Поблагодарив себя за предусмотрительность (не надо взад-вперед мотаться), Сашенька пересекла двор, торопливо кивнув дворнику Кутузову, достала украдкой ключ и открыла дверь.

Петербург смраден. Миазмы, дым от костров, болотный дух, аромат гниющих деревянных мостовых, вонь от бочек с отбросами, стоящих в каждом дворе, запах лошадиного навоза покидают город редко, лишь когда дует свежий ветер с залива. Потому летом, когда воздух недвижим, жители стремятся перебраться за город, на дачи.

Оставшиеся же стараются не замечать зловония. Но в полуподвале у Муравкиных сие было невозможным: будто искусный парфюмер сконцентрировал там все отвратительные запахи. Сашенька немедленно раскрыла окна.

Прошка опоздал на полчаса.

– В странном месте вы обитаете, – почесал он затылок.

– Осведомителей у меня много, многие, как ты, боятся в людных местах…

– Понятно! – объяснение Прошку успокоило. – Но окна все же закройте!

– Хорошо, – вздохнула Сашенька. – Как Осетров? Оклемался?

– Оклемался! На острова поехал с семьей.

– Рассказывай!

– Я… – начал было приказчик и запнулся. – Я Стефанию люблю, а она – меня. Жениться хотим! Вот Стешка и надоумила все рассказать вам…