Пытаясь выиграть время, Дамаск вскочил и побежал куда-то в неизвестном направлении (помещение он видел смутно, да и горячая жидкость, хлещущая из носа, мешала сосредоточиться), но не успел он сделать и двух шагов, как запнулся обо что-то неприятно мягкое и вновь шлепнулся на холодный липкий камень.

– Ты все равно от меня не убежишь, мышь…

Спокойную речь Палача что-то прервало, и он странно глубоко вздохнул, словно только что вынырнул из воды.

Увидеть, что произошло, удалось не сразу. Лишь когда глаза начали различать не только темные силуэты, но и цвета, Дамаск рассмотрел Палача лежащего на боку с расплывающимся темным пятном на животе и перерезанным горлом. Рядом с ним на корячках стоял Шах с зажатым в руке окровавленным тесаком. Его жестоко рвало.

– Белый, защиту сними, – как только закончился приступ, тускло выдавил он, трясясь всем телом.

Дамаск был почти уверен, что Шах мертв и был настолько поражен, что даже не понял, о чем тот говорит.

– Какую защиту?

– Которая держит меня на месте… быстрей… больно…

Он со стоном рухнул на пол, чудом не попав в содержимое своего желудка. Дамаск отстало сообразил, что не обошлось без магии. Он старательно пытался перейти на истинное видение, но пульсирующая боль сильно мешала.

– Белый…

– Сейчас, сейчас! – пыжась, ответил Дамаск и тут же увидел эфемерный мир.

К скорпусу тянулись миллионы рубиновых нитей, которые опутывали его паутиной и прижимали к полу, почти полностью скрывая от взора. Одним движением Белый разрезал их струей воздуха. И сразу послышался облегченный выдох Шаха. Дамаск подскочил к нему и помог подняться. Парня сильно трясло, но держался он вполне уверенно для человека, потерявшего столько крови и с таким глубоким рубцом на голове, где уже комком свалялись черные волосы.

Выпрямившись в полный рост, главарь Скорпусов от души пнул мертвого Палача в голову (однако ударом это было тяжело назвать).

– Гнида…

– Надо идти, Шах. Ты как? В состоянии?

– В состоянии. Только ты иди вперед, дорожку-то тебе чистить придется, если кто встретится.

Дамаск утвердительно кивнул и поспешил к выходу. Находясь уже на самом верху лестницы у выхода из подземелья, он услышал Шаха:

– Кардаш зажарь этого проклятого Палача! Нужна помощь, Белый…

Парень с закрытыми глазами стоял подбоченившись к стене плечом. Он был жутко бледен. В темноте его лицо светилось точно тарелка с творогом, политая вишневым сиропом. Казалось, скорпуса опять вот-вот вырвет. Видать, он сильно переоценил свои возможности. Спустившись, Дамаск положил его руку себе на плечи и потащил вверх по лестнице.

– Погоди… дай отдышаться… – подперев мокрой спиной стену, еле выговорил Шах, запыхавшись.

Он всеми силами старался удержаться на ногах, понимая, что если сядет, то уже вряд ли встанет. Глядя на него, Дамаск сначала хотел сделать Шаха невидимым, изменив его красную ауру. Но потом передумал, решив оставить Сил про запас. Делать невидимым одного, когда другой видим, бессмысленно. Белый пробовал проделать этот фокус с собой, перед тем как проникнуть в крепость, но у него ничего не получилось. Он не видел своей ауры и никак не смог ее изменить.

Путь по керибюсской тюрьме оказался нелегкий. Волоча Шаха, Дамаску приходилось то и дело прятаться в темных углах, когда появлялись стражники. Но как выяснилось, выбраться из крепости было еще полбеды. Гораздо тяжелей оказалось идти по городу, к заброшенной бухте, не привлекая внимания.

Илар медленно поднимался в небе, и на улицах уже появлялись первые проснувшиеся люди. Шах постоянно терял сознание, так что Дамаску приходилось тащить его на себе. А главарь Скорпусов, к слову, не относился к числу маленьких и щуплых. Пару раз маг натыкался на Воронов, поэтому путь его становился все длинней и заковыристей.

Когда Белый, наконец, добрался до ущелья, ведущего к заброшенной бухте, ему казалось, что он ползет со скоростью улитки и никогда не доберется до залива. Выйдя из природного скального прохода, Дамаск тут же надрывно крикнул:

– Бирм!!

Спустя несколько минут, Дамаск почувствовал, как тяжесть исчезает с его плеч, а бессознательный Шах теперь самостоятельно плывет в воздухе. Невидимый Бирм ничего не говорил и не спрашивал, понимая, что Белый сейчас не расположен к беседе. Дамаск добрался до двух вмятин на песке, где спали Шлепок и Ганс и без сил рухнул рядом. Болело все тело, травмированный нос горел, глаза опухли и болезненно ныли, легкие саднило, а сердце готово было вот-вот лопнуть. Ему казалось, что он больше никогда не сможет встать.

– Погано выглядишь, брат, – раздался спокойный голос Бирма рядом.

Провалившись в забытье на несколько мгновений, Дамаск не слышал, как он подошел.

– Да что ты говоришь… – вяло огрызнулся он.

– Этот-то хоть жив или ты труп приволок?

"Этот", по всей видимости, был Шах.

– Я совсем дурак что ли труп через весь город тащить?

– Ну, не знаю, особым умом твои предыдущие поступки не отличались…

– Заткнись, Черный. Если б не я, тебя бы уже Чернокнижники чистили.

– Да ладно, ладно. Это я так… Но нам все равно придется втроем сматываться. Нас ни в караван, ни на корабль не возьмут с этим туловищем.

– В каком смысле втроем?

– Ну, ты, я и Ганс.

Дамаск сделал над собой усилие, открыл глаза и грозно посмотрел на пустое место, откуда доносился голос.

– А Шлепок? – озадаченно спросил он.

– А что Шлепок?

– Парнишка своей шкурой ради нас рисковал.

– И что? – безразлично поинтересовался Бирм, вызвав искреннее недоумение Белого.

– Мы не можем оставить его в Керибюсе. Здесь он не жилец!

– Мы не можем брать с собой целый табор, вот чего мы не можем.

У Дамаска не было сил даже на злобу или возмущение. Он устало прикрыл глаза и бесстрастно произнес:

– Похоже, твое сердце еще черней, чем кожа.

Бирм ничего не стал отвечать. Повисло недолгое молчание, во время которого Дамаск почти провалился в сон. Но Черный так и не дал ему уснуть, вырвав из объятий Морфия своим ломающимся голосом:

– Так что мы теперь будем делать?

– Для начала мне надо немного поспать… а потом уж решим, что делать…

Дамаск сидел на влажном песке и тупо пялился на набегающие волны океана, пытаясь прийти в себя после крайне тяжелого пробуждения, организованного грубой встряской Бирма. Голова трещала по швам, лицо ощущалось, как огромный воздушный шар, каждая мышца ныла и при малейшем движении по телу разливалась боль. Нос распух, а глаза заплыли сиреневыми "очками".

Но физические мучения оказались не такие мерзкие как душевные. Дамаск был полностью разбит и чувствовал себя абсолютно опустошенным. Нет, он не жалел ни о чем, что совершил за последние сутки, но магия вытянула из него все соки, включая веру в себя и желание что-либо делать. Глядя на отражение Чары в черном стекле воды, Белый сидел и просто пытался понять, что он здесь делает и зачем ему это вообще все надо.