себя ведет, говорит тревожным шепотом, стреляет по сторонам глазами. Услышав, что меня кто-то ждет, я невольно начинаю нервничать. Мгновение назад все было прекрасно. Сколь же кратким оказалось это мгновение! Теперь, благодаря ему, меня переполняет тревога. А я-то полагал, что монахи должны помогать нам избавляться от бремени тревог! И кто же, скажите мне на милость, может дожидаться меня в храме? НЕ-СМЫС-ЛИЦА! Ворчу я по-английски. Что им еще от меня нужно?

Только из вежливости я говорю монаху, что зайду, и спешу прочь. С высоты прожитых лет могу сказать, что я всегда частенько посещал храмы. Когда у меня было свободное время, я ездил по стране, чтобы воздать дань уважения Будде, сделать подношения и принять участие в разнообразных религиозных церемониях: Катхин[48], Пха Па[49], позлащении святых камней и медалей[50]. Не сомневаюсь, что я сделал достаточно и для нынешней жизни, и для следующей. Единственное, чего я не сделал, так это не выстроил гигантскую статую Будды. Может быть, монах, которого я только что встретил, хотел заиметь такую у себя в храме.

Я продолжаю идти. И вдруг вижу: на меня надвигается огромная шумная толпа. Ко мне нетерпеливо пробиваются несколько знакомых людей, они трясут мне руку и поздравляют. Но с чем? Они говорят, что поддерживают меня, что они за меня голосовали и помогли мне распространить весть о моих талантах, моей респектабельности и моей харизме. Они убеждены, что я смогу обеспечить общину всевозможными объектами инфраструктуры: дорогами, водными путями, системами канализации и пунктами сбора мусора, а также детскими площадками для их детей, и способствовать выпуску местной продукции и сохранению их традиционного образа жизни и культурного наследия. Они уверяют, что от меня исходит харизма, которая сияет сквозь мой незапятнанный облик, – а это несомненный знак того, что мне суждено добиться успеха. Они говорят мне о моем сильном положении, уверяя, что люди будут мечтать сделать ради меня все что угодно; и далее витийствуют о том, как меня будут приглашать председательствовать на различных важных мероприятиях, и как я буду пить вино из бутылок стоимостью в десятки и сотни батов, и как я буду ездить на семинары по всей стране, и как мне там будут подносить особые вознаграждения, дары и деньги за неразглашение. Ко мне на аудиенцию будут приходить бизнесмены и предлагать мне взятки, чтобы я поспособствовал их деловым проектам. Они будут совать мне в руки конверты, полные подарочных ваучеров, или спецпропуска в казино «Пойпет»[51] для меня и моей секретарши, или авиабилеты первого класса для меня и Дао. Мы будем летать на шопинг в Гонконг и останавливаться в люксовых отелях. Список продолжается… Но постойте! Что-то мне это не нравится. Все эти ухищрения бесчестны и попахивают коррупцией. Они не приведут нашу страну ни к чему хорошему!

– Но… Но, видите ли, я не могу принять ничего из этого. Братья и сестры, я понимаю, что вы мной восхищаетесь… Я это чувствую. Но это уж слишком. Кто-нибудь может мне объяснить, что тут происходит? Я весьма тронут вашим теплым приемом и вашим энтузиазмом, но прошу вас: скажите мне, что все это значит?

Кто-то выходит из толпы. Я узнаю его: это заместитель руководителя администрации округа, или сокращенно АО.

– Мои поздравления, доктор Сиам. Вы были избраны главой исполнительной власти АО подавляющим большинством голосов. Продолжайте свою полезную деятельность на благо народа, и вскоре вас изберут главой исполнительной власти провинции. Надо просто подождать! Потом о вас узнает еще больше людей, и очень скоро вас захотят сделать членом парламента. Понимаете? Кто сказал, что людям за пятьдесят уже поздно добиваться новых высот в жизни? Для политиков это только начало карьеры! – Он понизил голос, перейдя на заговорщицкий шепот. – Начните работать на благо своей партии. Начните заручаться голосами за ваше выдвижение в парламент, и вы не успеете глазом моргнуть, как люди начнут работать на вас, доктор.

Я с ним согласен. Моя благотворительная деятельность часто оставалась никому не известной. А это может и впрямь оказаться реальной возможностью посвятить себя улучшению жизни общества, о чем наконец станет известно многим. В моем возрасте, думаю, я этого заслуживаю.

– Погодите! Еще кое-что! – встрял заместитель главы администрации. – Это все носит неофициальный характер, пока вы не доложите в министерство. В данный момент вы, доктор, являетесь исполняющим обязанности главы исполнительной власти АТ. Чтобы вас официально признали главой исполнительной власти, протокол требует одобрения вышестоящей инстанции.

– Неужели? И что я для этого должен сделать?

– Доложить в министерство, – отвечает он.

Я медлю, внезапно осознав всю тяжесть охватившей меня неуверенности. Я не знаю, будет ли эта должность сопряжена с большими обязанностями. Но прежде чем я успеваю додумать эту мысль до конца, заместитель главы администрации подбивает меня действовать:

– Вам лучше пойти прямо сейчас.

Все происходит стремительно. И ошеломляющая поддержка общественности, и давление заместителя главы администрации, и мое назначение в ближайшем будущем главой исполнительной власти: завидная должность в глазах всех – от близких знакомых до рядовых граждан. Крохотное зерно сомнения растет в моем сознании, порождая вот такой довольно-таки глупый вопрос:

– А сколько времени это займет? Я имею в виду, мое посещение министерства?

– О, это займет всего минуту, – машет рукой заместитель главы администрации, словно это само собой очевидно.

Я киваю. Ну, тогда ладно. Видя мою реакцию, толпа радостно меня подбадривает. Я иду в министерство, втайне надеясь, что все быстро закончится – прежде чем солнце высушит рисовые обрезки в поле и роса исчезнет.

* Все произошло довольно внезапно, и, по правде сказать, было весьма недвусмысленным. Кое-кто, кого я знаю, без предупреждения рухнул без чувств. Он пролежал без сознания, полупарализованный, в отделении интенсивной терапии почти два месяца, после чего скончался.

Его судьба стала очередной жизнью, итог которой я мог бы подвести в одном абзаце, подобной прочим бесчисленным жизням, которые едва ли удостоились бы одного полного абзаца. Посему с чего мне беспокоиться о каком-то дядьке с несчастной судьбой: чья жизнь была долгим падением, жизнь, которой было суждено в один прекрасный день прийти к своему концу, когда он упадет плашмя на землю и больше уже не поднимется?

– Ты хочешь сочинить бестселлер? Напиши о моей жизни, – вот что он сказал мне три года назад.

Я усмехнулся. Ну вот опять. Еще один самоуглубленный тип, убежденный, будто его жизнь могла послужить первоклассным материалом для романа. Он сделал мне это предложение, как только узнал, что я – писатель.

– Не