ее, достаточно ли это было сырно. В лучшем случае она оценивала по шкале «чеддер», — я подняла руку над головой, затем опустила ее ниже талии, — в худшем — по шкале «Американских синглов».

— Потому что на самом деле речь шла не о сыре.

— Именно. — Я представила улыбку мамы, когда она сообщила новость о том, что его стараниями получилась посредственная моцарелла. И услышала папин смех, когда он сказал: «Неуловимый святой швейцарский» (прим. ред.: речь идет о швейцарском сыре).

Дюк отложил нож и оперся руками о столешницу.

— Что с ними случилось?

— Автомобильная авария. Это было примерно через три месяца после того, как я переехала в Нэшвилл. Однажды вечером они пошли в кино и так и не вернулись домой.

Он опустил голову.

— Мне жаль.

— Это было очень давно.

— Мне не следовало рассказывать тебе об аварии. — Его челюсть сжалась. — Вероятно, я вернул тебя в то время. Черт, мне жаль.

— Нет, все в порядке. Я была рада послушать.

Он покачал головой, пригвоздив меня взглядом своих голубых глаз.

— Пришло время, детка.

— Для картошки?

— Нет. — Он обошел остров и положил руки мне на плечи. — Пришло время тебе рассказать мне, что происходит.

— О, — пробормотала я.

— Я должен знать, с чем я здесь имею дело. — Его большие пальцы поглаживали мою кожу. — Я хотел дать тебе немного времени. Дать нам немного времени, чтобы просто привыкнуть друг к другу. Но мне не нравится, что я иду по минному полю с повязкой на глазах.

— Хорошо. — Я глубоко вздохнула, готовая начать все с самого начала, когда в дверь позвонили.

Брови Дюка сошлись на переносице, и он опустил руки, стягивая полотенце с плеч. Он швырнул его за спину на остров, затем вышел из комнаты, оставив меня и мое пиво.

Почему я так нервничала, собираясь рассказать ему свою историю? Когда я сказала Эверли, что доверяю Дюку, я не шутила. Этот человек ни за что не предал бы меня. Но какая-то часть меня хотела крепко держать свои секреты под замком. Может быть, я боялась, что он будет думать обо мне хуже.

Да, я была глупа. Я отдала слишком много контроля не тем людям. Женщина была мертва, и это случилось из-за меня.

Но это была не моя вина. Ни в чем из этого не было моей вины. По крайней мере, это было то, что я твердила себе в течение нескольких недель.

Так почему же я чувствовала себя такой виноватой?

— Ты пришел сюда пешком? — голос Дюка разносился по коридору, отдаваясь эхом перед его шагами. Он вышел из-за угла со стороны входа, но был не один.

За ним следовал Трэвис.

— Мама запретила мне водить машину.

— Почему?

— Потому что я… — В ту секунду, когда Трэвис заметил меня на кухне, его лицо окаменело. Должно быть, он не понял, что на подъездной дорожке стояла моя машина. Я сомневалась, что он повторит эту ошибку снова.

— Ты помнишь Джейд? — Дюк кивнул на меня и вернулся к своей разделочной доске.

— Да.

— Привет. — Я улыбнулась и помахала рукой, надеясь, что дружелюбное выражение лица немного разморозит парня.

Этого не произошло.

Он хмуро посмотрел на меня, а затем уставился на Дюка.

— Она пришла на ужин?

Дюк ответил жестким взглядом. Если бы он был нацелен на меня, я бы упала на колени и взмолилась о милосердии.

Трэвиса он ничуть не смутил. Не говоря ни слова, он развернулся и выбежал из дома, ознаменовав свой уход хлопком двери.

Я дернулась и, когда звук перестал разноситься по дому, посмотрела на Дюка.

— Мне жаль. Я не хочу вставать между вами двумя.

— Не извиняйся. Ему придется смириться.

— Ладно, — пробормотала я, чувствуя себя клином, разъединяющим мальчика и его образец для подражания.

Дюк вернулся к приготовлению пищи, и, хотя он не признавался в этом, отношение Трэвиса испортило ему настроение. Он нарезал начинку для салата с излишней силой, раздавливая помидоры с каждым ломтиком. Он выдернул противень с картошкой из духовки, чтобы перевернуть картошку, чуть не уронив его на пол.

И разговор, начавшийся до прихода Трэвиса, был окончен.

Наверное, это было к лучшему. Было достаточно трудно рассказывать все Дюку, когда он в хорошем настроении. Сварливый Дюк взбесился бы до чертиков.

Когда Дюк вышел на улицу, чтобы поджарить стейки, я последовала за ним на террасу.

— Обычно Трэвис остался бы на ужин?

Он кивнул.

— Да. Он приходит раз или два в неделю. Мы едим. Бросаем мяч или смотрим игру.

Комфорт и непринужденность, с которыми Трэвис вошел в дом, говорили о том, сколько раз он приходил сюда.

— Мне жаль.

— Эй. — Дюк подошел и заключил меня в объятия. — Не надо. Я хочу, чтобы ты была здесь. Трэвис придет в себя.

— Но…

— Люси, все в порядке. — Он отпустил меня достаточно надолго, чтобы запечатлеть поцелуй на моих губах. — Давай забудем об этом. Поужинаем. И ляжем спать.

— Ты собираешься попросить меня остаться?

— Не планировал, ты определенно остаешься.

Я улыбнулась.

— Хорошо, что я захватила с собой зубную щетку.

Секс отвлечет его от мыслей о Трэвисе.

И выиграет мне еще один день, чтобы избежать неизбежного разговора.

Глава 10

Дюк

— Люси, — позвал я, закрывая за собой входную дверь фермерского дома. Я собирался отругать ее за то, что она оставила ее незапертой, а ведь была дома одна.

— Наверху!

Я скинул ботинки и вытащил из кобуры пистолет, оставив его и свой значок в рюкзаке, который взял с собой. Рано или поздно, либо ей придется чаще ночевать у меня дома, где есть сейф для оружия, либо я куплю сейф и оставлю его здесь.

Я взбежал по лестнице, направляясь в спальню. Там было светло, пахло хозяйственным мылом и… пусто.

— Где ты?

— Я в ванной.

Я пересек комнату и увидел ее, стоящую перед зеркалом в резиновых перчатках и с пластиковой бутылочкой черной краски в одной руке. Она провела заостренным кончиком по пробору, втирая краску в корни, чтобы скрыть пробивающийся блонд.

— Ты оставила дверь незапертой.

— Потому что я знала, что ты придешь, а у меня сейчас немного заняты руки, чтобы открывать дверь.

— Завтра сделаю себе дубликат.

— В деревянной миске на кухне есть запасной. Просто возьми его.

Без колебаний. Никаких серьезных разговоров об обмене ключами и о том, куда мы движемся.

Потому что она, как и я, знала, что мы движемся в никуда.

— Помочь с задней частью? — Я вошел в ванную, наклонился, чтобы поцеловать полоску кожи, выглядывающую из-под плотного полотенца, покрывающего