своим горем, каждый божий день работая так быстро и усердно, как только могла. У меня не было времени грустить. Скотт сказал, что моя преданность музыке не имеет себе равных. На самом деле, я просто отчаянно пыталась перестать чувствовать себя такой убитой горем.

— Я сожалею о твоих родителях. — Мне было тридцать три, и потеря родителей была бы ужасной. Ей было всего девятнадцать.

— Я тоже. — Она грустно улыбнулась. — Мой первый альбом выстрелил, и я отправилась в головокружительный пресс-тур. Три мои песни попали в сотню лучших, и лейбл захотел видеть мое лицо и музыку повсюду. Они наняли мне менеджера Хэнка. Его настоящее имя Кэмерон, но он сменил его, потому что имя «Кэмерон» было недостаточно провинциальным. Он придурок.

Я усмехнулся.

— Похоже на то.

— Они пригласили меня выступить на разогреве у нескольких крупных хедлайнеров. Леди Антебеллум. Кит Урбан. Люк Брайан. А в перерывах между большими концертами я давала небольшие концерты в Нэшвилле и участвовала в радиопередачах. Все это время лейбл заставлял меня записывать второй альбом. Дела шли так быстро, что я не успевала за ними. Поэтому Скотт нанял ассистентку и мне.

Я вспомнил, что услышал о смерти ее ассистентки по радио, но не стал перебивать.

— Меган Эттри была со мной с самого начала. Лейбл нашел ее, и она занималась всем. Моим расписанием. Моим гардеробом. Моими счетами. Когда ситуация стала настолько безумной, что нам понадобилось больше помощников, она занялась и ими. И несмотря на все это, она была рядом со мной. Каждый день. Меган была мне не просто помощницей. Она была моей подругой.

Мы молча прошли несколько метров. Ее шлепанцы издавали шлепающий звук. Мои ботинки вязли в гравии. Но она так и не отпустила мою руку.

— Около полутора лет назад я начала получать угрозы убийством.

Все мое тело содрогнулось.

— Что за хрень?

Люси потянула меня за руку, чтобы я продолжал идти.

— На самом деле они начали приходить за год до этого, но Меган, Скотт, Хэнк и все остальные, кого ко мне приставили, решили, что в этом нет ничего особенного. Они не хотели, чтобы я прекращала выступать, поэтому никто не сказал мне, что раз в неделю Меган разрывала письмо, которое приходило в мой почтовый ящик.

Это был полный пиздец. Полный пиздец.

— Это не нормально.

— Да, не нормально.

— Как ты узнала? — спросил я.

— Меган простудилась, и мы не хотели, чтобы она была рядом со мной, потому что у меня намечалось большое шоу, и я не могла рисковать, что что-то случится с моим голосом. Она договорилась с другой моей ассистенткой, чтобы та забирала мою почту, но Эверли была дома. Мы всегда жили вместе. Она вышла прогуляться и по пути домой забрала почту.

Люси говорила об этом так спокойно, почти как робот.

Я? Я кипел от злости. Как они могли скрывать от нее такое? Долгие годы? Если Люси не злилась, то я, черт возьми, был зол за двоих.

— После этого все открылось. Я потребовала рассказать все о письмах. Оказалось, что меня кто-то преследовал. Причем настойчиво.

Черт возьми. Так вот почему она была здесь. Вот почему она так отчаянно пыталась спрятаться. Она имела дело с психопатом. Я думал, что эта новая личность была придумана для того, чтобы сбежать от ее звукозаписывающего лейбла. Чтобы найти способ уволиться. Нет, из Нэшвилла ее выгнал страх.

Мы продолжали идти, темп Люси ускорялся в соответствии с ритмом моего колотящегося сердца.

— Как раз в то время, когда я узнала о письмах, преследование усилилось. Сначала это были два письма в неделю. Я заставила Меган приносить их мне. Потом это были электронные письма. Затем появились электронные письма с фотографиями. Около полугода назад я начала получать сообщения. Независимо от того, сколько раз я меняла свой номер, я получала сообщения.

— Что это были за сообщения? Еще угрозы?

— Нет, в основном это были просто фотографии. Иногда с подписью или коротким текстом. Но это всегда была моя фотография на публике. Я была в ресторане и получала сообщение с фотографией, на которой я была запечатлена за своим столиком в тот самый момент. Было так страшно, что я перестала выходить на улицу. Если я не была на концерте или представлении, я не выходила из дома.

— А как насчет копов?

— Я пригласила их вместе с частной охраной. По большей части, я чувствовала себя защищенной. Я попросила прекратить давать концерты, но лейбл сказал «нет». Я была в их власти, и они продолжали рассказывать мне, что уже сталкивались с подобными вещами раньше. Что это несерьезно. Я имею в виду, я знаю других артистов, которые сказали бы то же самое. И поскольку я никуда не ходила одна, я не настаивала. За мной велось круглосуточное наблюдение. И все же есть что-то пугающее в том, что кто-то наблюдает за тобой, а ты не знаешь, кто это и чего он хочет.

— Никогда не было никаких требований?

— Сначала нет. Детектив, который вел мое дело, решил, что это была игра разума. Что целью преследователя было вывести меня из себя и разрушить мою жизнь. Заставить меня замкнуться в себе. Что работало, по крайней мере, когда я не выступала.

— Но потом появились требования.

— Около трех месяцев назад. — Она кивнула. — Чего хочет какой-то сумасшедший от богатой и знаменитой певицы?

— Денег.

— Пришлите мне пятьсот тысяч долларов, и я остановлюсь. Пришлите мне шестьсот тысяч, и я остановлюсь. С каждым днем число увеличивалось, пока мы не достигли пяти миллионов долларов. Затем все стихло. На три недели воцарилась полная тишина.

— Почему?

— Детектив Маркум думал, что все это было подстроено. Поскольку я не сдавалась и не платила, возможно, преследование прекратится. Я была настороже. Не ослабляла бдительности. Но после долгих месяцев страха перед звонком моего телефона, когда сообщения прекратились, стало так… спокойно. Обычно. Я сменила свой номер. Ничего нового не поступало, и я потеряла бдительность.

— Спат.

Ее глаза наполнились слезами.

— Я выпустила ее на задний двор, чтобы она сходила в туалет. Это было у бассейна. Я вернулась в дом, потому что смотрела телевизор с Эверли. Она была такой хорошей собакой. Мы научили ее лаять, когда она была готова зайти в дом. И именно это она и делала. Она гавкала один раз, а потом терпеливо сидела и ждала.

— Она не гавкнула.

Люси покачала головой.

— Я думала, она где-то там играет. Не придала этому значения, пока не начало темнеть, а мы все еще не слышали