И, кажется, мне это нравится.

14

Кейд

Я останавливаюсь перед огромным, недавно построенным домом, где будет проходить вечеринка по случаю дня рождения. По правде говоря, я ненавижу это дерьмо.

Появляться на детских днях рождения, будучи отцом-одиночкой в маленьком городке, все равно что оказаться запертым в клетке, полной голодных львов.

Или это пумы?

Выходя из грузовика, я отряхиваю голову. Капли воды стекают по шее: я выскочил из душа и сразу приехал сюда, чтобы Уилла не застряла в логове хищниц одна.

Я не забываю о том, насколько любопытными и назойливыми могут быть люди в этом городе. Особенно по отношению к моей семье, к которой всегда относились как к королевским особам. Они будто клещи, которые выползают из кустарника и внезапно напрыгивают.

Однажды подобное случилось с Талией, но больше такого не повторится.

Я хватаю кепку с заднего сиденья и надеваю ее козырьком назад.

Счастливые детские визги и звук плещущейся воды влекут меня к дому. Я просовываю руку сквозь деревянные ворота и дергаю спрятанную веревку.

Городские.

Они думают, будто никто не знает о существовании этой веревки.

Я выхожу на ухоженный задний двор, оглядываю бассейн и слоняющихся родителей, пока дети бегают вокруг в купальниках.

Но именно от вида плачущего Люка в промокшей одежде и сидящей перед ним на корточках Уиллы, растирающей ему руки, мое сердце бьется быстрее.

Мальчишка держится молодцом. Он не подает вида. Хотя сейчас он почти безутешен.

Я вижу, как напряжена Уилла, боль в ее глазах. И от этого она нравится мне еще больше. Ее не волнует, что вокруг нее крутятся люди. Она смотрит только на моего сына.

И когда она притягивает его к себе, обнимая, и сама при этом промокает, я таю.

Люк что-то шепчет ей на ухо и показывает на другого ребенка. Я должен познакомиться с этими детьми и родителями, но обычно я перекладываю это дерьмо на отца.

Принудительное общение со взрослыми, которые мне не нравятся, – это особая пытка, и, наверное, есть предел тому, на что я готов пойти ради своего ребенка.

Уилла поднимается и оглядывается на стоящего к ней спиной мальчика с леденцом. Кажется, это именинник, но я не совсем уверен. Его мама, имя которой я тоже забыл, стоит с двумя другими мамами и болтает.

Бросив взгляд на Уиллу, я срезаю к ней по траве, потому что выражение ее лица – чистый огонь. Ретт сказал мне, что она преданная, и я вижу это на ее лице. Потому что когда кто-то портит жизнь человеку, который мне небезразличен, я веду себя так же.

Пара шагов, и Уилла нависает над именинником, который смотрит на нее снизу и самодовольно смеется.

– Прошу прощения! – восклицает его мама, пока ее шпритцер пузырится в бокале.

Уилла не прикасается к ребенку, но она прямо у него перед лицом, и я вижу, как медленно шевелятся ее губы, словно она тщательно подбирает слова.

– Ты меня слышала? Перестань с ним разговаривать!

– Кто-то должен объяснить ему, что хорошо, а что плохо в доступной для него форме, – говорит Уилла через плечо краснощекой маме. – Или ты пропустила тот момент, когда он столкнул Люка в бассейн и держал его голову под водой?

– Это была шутка! Ты перешла все границы и больше не скажешь ему ни слова.

Залитое слезами лицо Люка говорит о том, что шутку он не оценил.

Уилла медленно, почти хищно поднимается, поворачивается к женщине и вскидывает бровь:

– О, серьезно?

– Ни слова больше.

– Ладно. – Уилла улыбается, но это страшная улыбка. А затем одним удачным движением бедра отправляет именинника в воду.

– Себастьян! – Шпритцер матери выплескивается ей на руку, когда та бросается вперед.

Люк потрясен до глубины души. Рот матери открывается, но из него не вырывается ни звука – как будто форель выудили из воды.

Уилла приседает на краю бассейна и ухмыляется мальчику, который уже стоит на мелководье и сердито вытирает глаза.

– Жизненный урок, говнюк. Осторожнее выбирай с кем затеваешь драку. Их может любить кто-то по-настоящему безумный.

– Ты должна уйти! Сейчас же! – Мать указывает в сторону ворот, и ее рука дрожит от ярости.

Я уже почти подошел к ним, но Уилла, сбивающая ребенка в бассейн, остановила меня.

Она действительно чокнутая.

Возможно, в лучшем смысле этого слова.

– С радостью. – Она встает, вытирая руки. – Если вдруг он начнет убивать кроликов или что-то в этом роде, обратитесь к специалисту.

– Уилла, – рявкаю я, спеша к ней.

– О, наконец-то, – говорит мама. – Настоящий родитель.

Я должен знать ее имя, ведь она уже не раз пыталась поболтать со мной в продуктовом магазине или в школе, но я не имею ни малейшего понятия, так что угадываю максимально созвучное, и молюсь, чтобы не ошибиться.

– Привет, Банни.

Она смотрит на меня.

– Вообще-то Бетти.

Наверное, надо было молиться усерднее.

– О, прости. Оговорился. Какие-то проблемы?

– Да. Проблема в вашей няне.

Мне не нравится, как снисходительно она говорит «няня», поэтому я парирую в ответ:

– Вообще-то Уилла – моя подруга.

Уилла моргает. Бетти моргает. Люк подходит и обхватывает Уиллу за талию, пока этот говнюк вылезает из бассейна с подобающим видом.

– Она толкнула моего сына в бассейн.

– Я споткнулась. – Уилла ухмыляется, обхватывая маленького Люка.

Голубые глаза Бетти сужаются, а ее голос становится пронзительным, затем она топает ногой и почти визжит:

– Уходите!

– Давайте все будем вежливыми. – Я бросаю на Бетти укоризненный взгляд, пока Уилла не пошла еще дальше.

– Конечно. Большое спасибо, что пригласила меня, Банни. – Уилла подмигивает, а затем поворачивается к Люку.

– Увидимся дома, приятель.

Дома.

Она говорит, что наш дом – это ее дом. Говорит это с такой легкостью. Как будто это правда. Говорит, что любит Люка, и я не знаю, что с этим делать.

Мне бы следовало сейчас злиться на кого-нибудь за что-нибудь, но я слишком занят попытками понять, что за фейерверк передо мной.

– Нет! Я хочу с тобой. – Я вижу, как белеют костяшки пальцев Люка, когда он хватается за ее одежду, практически повисая на ней, а слезы все еще блестят на его пухлых щеках.

Я поворачиваюсь, сжимаю одной рукой стройное плечо Уиллы, а другой провожу по волосам Люка. Затем наклоняюсь и целую его макушку.

Когда я выпрямляюсь, уверенность Уиллы исчезает. Она морщит лоб, а ее взгляд пустеет.

– Тот парень держал его под водой, – тихо говорит она дрожащим голосом.