— Вот и отлично! — объявила Катерина и довольно сильно хлопнула Парашку по плечу. — Весело тебе провести время, Прасковья…

И мы наконец отправились на ассамблею. Было ещё, конечно, несколько рановато, но я хотел перед началом проверить, как были исполнены наши с генерал-полицмейстером рекомендации.

Когда подъехали к имению князя Бахметьева, я сошел с экипажа и подал Катерине руку, помогая ей спуститься. Потом оповестил Гаврилу:

— Освобожусь не ранее полуночи, а то и позднее. Сейчас отправляйся домой, да за девкой там проследи. Мы ее у себя пока оставили, барышне прислуживать… А уже ближе к ночи возвращайся за нами. Понял меня, Гаврила?

— Понял, барин, как же не понять. Только не Гаврила я теперь, а Гавр! Коль не веришь — у барышни своей спроси.

Гаврила весело подмигнул Катерине и всколыхнул поводья. Экипаж с цоканьем и стуком покатился по дороге. Катерина смутно улыбалась вслед удаляющейся повозке.

— Замечательный у тебя слуга, Алёшка, — сказала она, когда экипаж скрылся из вида. — Забавный такой дядька. Безобидный совсем.

— Безобидный? — усмехнулся я.

Она меньше суток знакома с Гаврилой, потому он и кажется ей безобидным. Ничего она не знает пока ни о войне со шведом, ни о турецком походе. И как «безобидно» он там себя проявил. Хотя и не обязан был вовсе — ведь не солдат он был, а просто дворянский слуга.

Да и не это главное. В военных походах он лютовал за Русь-матушку, за царя-батюшку, да за барина своего — и тут его можно понять. Но что она скажет, когда узнает, что до того, как пойти к батюшке моему в услужение, Гаврила был лихим человеком? Разбойной шайкой наш Гаврила командовал и людишек разных грабил да резал. И даже прозвище у него было тогда соответствующим: Гаврила-лиходей.

Такой вот он у меня «безобидный»! И даже кофий теперь не пьет, чтобы, не дай бог, какой сосуд не лопнул. О здоровье своем беспокоиться начал.

— Гаврила безобидным кажется оттого, что тот, кто его обидел, недолго на этом свете задержался, — пояснил я. — И ничего поведать не может.

Приподняв брови, Катерина понимающе покивала.

Мы прошли в ворота мимо двух гвардейцев в мундирах Семеновского полка, при шпагах и ружьях, в белых напудренных париках. Мне вспомнилось отчего-то, что брат генерал-полицмейстера Шепелева, Семен Петрович, командовал как раз Семеновским полком. Уж не испросил ли Яков Петрович у брата своего помощи, дабы усилить охрану предстоящей ассамблеи?

Весьма может быть. Я слышал, они в весьма тесных отношениях, и часто наносят визиты друг к другу.

За воротами нас встретил дворецкий Силантий, одетый все в ту же шикарную шитую золотом ливрею, и испросил наши пригласительные. Я протянул ему билет, и дворецкий некоторое время изучал его, беззвучно шевеля губами. Вероятно, грамоте он был обучен, но высокой скоростью чтения не отличался. Пришлось ему помочь.

— Билет выписан на имя генерал-полицмейстера Шепелева, — пояснил я. — К сожалению, Яков Петрович не может явиться лично, а потому интерес сыскного приказу на ассамблее буду представлять я.

Силантий кивнул и сунул билет себе за спину, откуда вдруг вынырнул лохматый карлик, разодетый по-петушиному броско. Странно даже, что я его сразу и не приметил. Схватив билет, карлик бросил его в высокий ящик, который прижимал к груди, и вновь спрятался за спиной Силантия. Тот в свою очередь низко поклонился и обеими руками указал вдоль дорожки, ведущей к особняку.

— Милости просим, Алексей Федорович! Вас и барышню вашу. Желаем приятно провести время на нашей ассамблее!

Я хотел уже было направиться вперед, но Катерина придержала меня за рукав.

— Время не проведешь! — заявила она неожиданно.

Силантий был явно озадачен подобным заявлением. На лице у него застыло выражение полного отупения.

— Что, простите, сударыня? — пробормотал он. — Не могу взять в толк, о чем вы?

Катерина поправила ему воротник на ливрее и свойски шлепнула по щеке.

— Скажи-ка мне, мил человек, а будут ли сегодня подавать утиную грудь под брусничным соусом? — поинтересовалась она.

— Э-э-э… — протянул Силантий. А потом вдруг просиял. — Сделаем! Никаких препятствий для этого не вижу, сударыня! Немедленно отдам соответствующие распоряжения!

— Отдай, голубчик, отдай, — с улыбкой сказала Катерина. — Давно утиной грудкой не баловалась.

При этом она строго взглянула на меня. Я только коротко развел руками. И потянул Катерину вперед по дорожке.

Мы шли неспеша, Катерина при этом критически рассматривала статуи с изображениями библейских сюжетов и греческих мифов.

— Нравится? — полюбопытствовал я.

Катерина пожала плечами.

— Неплохо, но уж больно похоже на подделку.

— А это и есть подделка, — пояснил я. — Если ты пытаешься отыскать здесь следы высокого искусства, то напрасно. У князя Бахметьева есть специальный скульптор, которого он выписал из Италии. Так он по заказу князя лепит такие статуи десятками. Сейчас я кое-что тебе покажу…

Мы уже дошли по конца широкой дорожки и свернули на боковую, узкую. И сразу наткнулись на еще одного Семеновского гвардейца с ружьем на плече. Он медленно маршировал вдоль дорожки, при этом нас с Катериной он словно бы не замечал.

Я с удовлетворением отметил, что на обочинах теперь торчали недавно вкопанные столбы с крючками, на которых висели масляные лампы, закрытые стеклянными колпаками. Конечно, сейчас они не светились, но зажечь их можно было в любой момент.

Что ж, рекомендации сыскного приказа здесь исполнялись с совершенной точностью. И это не могло не радовать.

Потянув Катерину за руку, я свернул в узкий боковой проход, и мы очутились на одной из потайных полянок со скамейками под срамными статуями. Катерина пришла в неописуемый восторг.

— Вау! — воскликнула она. — Как удобно придумано! И скамейки-то какие широкие! При необходимости на них и прилечь можно, тебе не кажется?

Мне казалось.

— Вдвоем! — добавила Катерина.

Я только кашлянул в кулак, покашиваясь на статую голой девицы с огромной грудью. Катерина умудрилась заметить мое мимолетное внимание к формам статуи и со смешком пихнула меня в плечо.

— Что, Алёшка — понравилась девка? Да, такие-то титьки кому угодно понравятся!

Я снова хотел кашлянуть в кулак, но подавился собственной слюной и раскашлялся не на шутку. Катерине даже пришлось по спине меня похлопать, чтобы приступ прошел.

— Ты живой, Сумароков?

— Живой, живой… — морщась, я потер кадык.

— Это хорошо. А то я испугалась, что ты