имелось всего на один месяц. «Чем прокормить, не ведаю, — писал он Ф. М. Апраксину 24 октября, — а надежды такой, откуда бы получить в скором времени, не имею: везде места опустелые и моровые». Раньше «за довольное время» он писал царскому величеству о необходимости заблаговременно делать запасы, но ему в том «способу не подано». А теперь от него требуют «здесь обретающуюся армию довольствовать». Почти с отчаянием фельдмаршал заключал: «Поведено то делать, разве б ангелу то чинить, а не мне, человеку, в чем превеликую трутизну приемлю»{282}. Вероятно, он писал Апраксину не без надежды, что тот донесет о его затруднениях царю.

Сближение с Ф. М. Апраксиным началось, по-видимому, во время пребывания того в Сумах и Ахтырке весной 1700 года. Благодаря своей близости с царем Апраксин мог оказывать — и не раз оказывал — услуги фельдмаршалу; недаром тот в письмах называл его «мой приятнейший благодетель».

Обстоятельства неожиданно вывели Бориса Петровича из того положения, на которое он жаловался Апраксину, однако с тем, чтобы поставить его в другое, не менее трудное: пришло известие о разрыве мира с турками и вместе с ним указ Шереметеву, чтобы он готовил полки и провиант для похода к «волошским границам».

Найдя себе после полтавской катастрофы приют в Бендерах, шведский король направил свои усилия на то, чтобы добиться разрыва отношений Турции с Россией. В этом деле ему усердно помогали французский посол в Константинополе маркиз Дезальер и польский генерал Понятовский. Для Франции русско-турецкие отношения тесно связались с ее собственными интересами, поскольку Россия, приблизившись к балтийским берегам, обнаруживала все большее тяготение к морским державам — Англии и Голландии, с которыми Франция находилась тогда в войне. Поэтому Франции было важно отвлечь внимание и силы России от Балтийского моря. Со своей стороны, Турция стремилась, действуя в союзе со Швецией и Польшей, овладеть Украиной, для чего в первую очередь ей нужно было изгнать из Польши Августа и восстановить на польском престоле Станислава Лещинского. И в этом она, конечно, должна была встретить решительное противодействие со стороны России. И той, и другой приходилось зорко следить за польскими делами и друг за другом в Польше. Кроме того, Турция всегда готова была использовать благоприятную конъюнктуру, чтобы вернуть себе потерянный Азов.

К войне с Турцией Россия не готовилась, события застали ее врасплох. Но в то же время все говорило о том, что нельзя ждать, пока неприятельское войско подойдет к русским границам. России обещали оказать поддержку людьми и продовольствием восточные православные области, находившиеся под турецким игом, главным образом Молдавия и Валахия. Но они могли исполнить свое обещание только при условии, если русские войска раньше турок достигнут берегов Дуная. Таким образом, поспеть к Дунаю как можно быстрее было главной задачей русской армии. Разрыв с Турцией произошел 22 декабря 1710 года, а 5 января года следующего Шереметев уже получил царский указ, которым он назначался главнокомандующим.

Последующими указами ему предписывалось снарядить и отправить на юг стоявшие под Ригой пехотные полки, а самому ехать почтой «до конного войска» «как наискоряе». Борис Петрович стал просить, ссылаясь на трудности похода, дать ему больший срок, но получил суровый ответ, чтобы спешил с полками «неотлагательно, оставя все отговорки». К этому в изменение прежнего указа присовокуплялось, чтобы он шел сам при пехотных полках, чтобы «их поспешить и все порядочно управить»{283}.

Шереметев выступил из Риги 11 февраля. Приблизительно в то же время отправлены были к «волошским границам» князь М. М. Голицын с десятью драгунскими полками и генерал Вейде с пехотой. В пути фельдмаршалу доставлялись сведения о движении неприятеля. Между тем наступила весенняя распутица, и в Военно-походном журнале фельдмаршала постоянно встречаем упоминания о «противной погоде» и «воде многой»; в Полесье приходилось перебираться на лодках «через реки и болота великие…».

Войско то и дело догоняли курьеры с наказом от царя: «Маршем поспешить». К 1 апреля были в Минкевичах, а 2 апреля письмом из Луцка Петр требовал, чтобы фельдмаршал ехал «своею персоною» к нему, «где можем, — писал царь, — обще некоторыя дела определить…»{284}. 13 апреля на квартире Петра прошла консилия, на которой, кроме царя и Шереметева, присутствовали Г. И. Головкин, Г. Ф. Долгоруков и П. П. Шафиров. Было постановлено, чтобы всей армии к 15 мая, а по нужде «к 20-му числу мая стать в поле от Брацлава к Днестру» и чтобы сам фельдмаршал, приняв команду над драгунскими полками, был в Бреславле еще в апреле «для лутчего управления». Фельдмаршалу царем было особо добавлено: «Сие все исполнить, не упуская времени, ибо ежели умедлим, то все потеряем… К тому ж, чего здесь и не писано, а интерес наш чего требовать будет, то исполнить как верному и доброму человеку надлежит»{285}.

17 апреля Шереметев выехал из Луцка и в начале мая был в Бреславле. Сюда 12 мая привез ему князь В. Долгоруков царский указ о дальнейшем движении. Шереметев должен был, вступив в Молдавию, поднять местное население против турок, заготовить при содействии молдавского господаря продовольствие и затем скорым маршем идти к Дунаю, чтобы захватить строившуюся турками переправу. Долгорукому было наказано предупредить фельдмаршала, чтобы «немедленно шел в тот поход» и чтобы «сего походу ни за нем и ни за каким разсуждением не отлагать…»{286}.

24 мая Шереметев подошел к Днестру. Здесь он получил от молдавского господаря письмо с просьбой прислать ему войска для защиты Ясс. Из этого следовало, что на помощь господаря нечего было рассчитывать. А через несколько дней после того стало известно, что турки много ближе к Дунаю, чем русские; вследствие этого Шереметев сам 3 июня повернул к Яссам. Между тем 6 июня Петр писал ему, продолжая считать возможным опередить турок на Дунае: «…извольте чинить все по крайней возможности, дабы времяни не потерять, а наипаче чтоб к Дунаю прежде турков поспеть, ежели возможно»{287}.

Когда пришло письмо Шереметева с извещением о движении его вместо Дуная к Яссам, Петр в своем ответе негодовал: «…о замедлении вашем зело дивлюся, понеже первее хотели из Бреславля итить (как вы писали ко мне) в Яворов 16-го числа и тако б возможно было поспеть в четыре дни, то есть к 20 числу, а вы перешли 30 числа, и тако десять дней потеряно; к тому ж на Яссы — криво: и ежели б по указу учинили, то б, конечно, прежде турков к Дунаю были…». И совсем как в письмах из времен лифляндских походов: «…а ныне старые ваши песни в отговорках»{288}.

В свое оправдание Шереметев приводил то, что на прямом пути к