«Вы полагаете, что Париж продержится долго? Со своей стороны я так не думаю. Если у Вас случайно найдется пара минут для Вашей старой знакомой, Вы доставите мне большое удовольствие, если напишете мне несколько строк. Может, это и бестактно просить Вас об этом — „pardon“, милый дядюшка, — но вы ведь хорошо понимаете, с каким горячим интересом слежу я за ходом событий. Юг Франции уже содрогается?»

Неожиданный кашель заставляет ее отложить перо. Стараясь подавить его, чтоб не разбудить детей, Кэтти прикладывает платок ко рту, а когда отводит его от губ — на платке кровь.

Встревоженный ее кашлем, входит Орлов, их взгляды встречаются.

— Опять? — спрашивает он. — Идем, я тебя уложу…

Взяв ее под локоть здоровой левой рукой, он помогает ей встать, и она тяжело поднимается с кресла.

— Я в отчаянии от этих бельгийских врачей! — говорит он, ведя ее в спальню. — Но на днях тут проездом будет наша императрица, ее всегда сопровождает доктор Боткин. Он осмотрит тебя…

Вернувшись из спальни в детскую, Орлов поправляет одеяла у спящих сыновей и долго стоит над Кэттиным письмом к Бисмарку. Затем его взгляд останавливается на свежей газете «Moniteur», и он читает:.

«Из Версаля Мориц Буш, пресс-атташе Бисмарка, сообщает:

„В начале мы предполагали иметь против себя только Францию, и дело было в таком виде до Седана. Но после 4 сентября перед нами явилась другая сила — общая республика, международный союз безродных мечтателей, стремящихся к учреждению соединенных штатов Европы, к космополитической революции. Французское знамя служит для приверженцев этой категории лишь сборным и соединительным пунктом. Со всех сторон спешат они к нему, чтобы сражаться с нами, как воинами монархии. Поляки, ирландцы, испанцы, итальянцы, даже беглецы из Турции примыкают к французским республиканцам в качестве „братьев“. Все, что стремится к мировому перевороту, который должен поглотить все прежние государства, общая космополитическая демагогия, красные, собиравшиеся на конгрессах в Базеле и Женеве, смотрят на современную Францию, как на очаг, от которого должен возгореться этот великий революционный пожар. Даже немецкие демократы различных цветов склоняются перед духом Парижа, видят во Франции мать всех республик и считают немецкие войска ордами варваров с той минуты, как во Франции провозглашена республика.

Но никто не позавидует Франции за тот почет, который воздают ей эти революционеры по профессии. Никто не назовет ее счастливой за то, что эти разнузданные головы выбрали ее почву для боевого поля, на котором думают осуществить свои мечты. Даже большинство французского народа не может пожелать им победы, потому что это означало бы уничтожение их национальности, гибель их политических и общественных учреждений, крушение веры и церкви и бесконечную революцию с общей анархией, ведущей в конце концов к деспотизму.

Даже газета, которой никак нельзя отказать в республиканском настроении, „New York Tribune“, говорит по этому поводу: „Боже, избави нас от желания, чтобы подобная республика установилась в несчастной Франции или где бы то ни было в Европе““».

Из хроники исторических событий

В полдень 18 января 1871 года король Вильгельм в сопровождении германских монархов, графа Бисмарка, генералов и министров вошёл в Зеркальный Зал Версальского дворца. Канцлер Бисмарк, одетый в белый генеральский мундир кирасиров, с оранжевой лентой «Ордена Чёрного Орла», прочёл следующий текст:

«Мы, Вильгельм, по воле Божьей король Пруссии, на единодушное обращение к нам принцев и свободных городов Германии с просьбой восстановить Империю и императорское достоинство… считаем своим долгом принять императорский венок. В дальнейшем мы и наши преемники будем носить императорский титул во имя благополучия Германского Рейха. Пусть Бог нам поможет быть всегда творцами величия Германии не благодаря военным завоеваниям, но благодаря мирным делам, национальному процветанию, свободе и цивилизации!»

Раздались аплодисменты, крики «Да здравствует император!» и пушечные залпы, грохот которых был слышен даже в Париже.

26 февраля в Версале был подписан предварительный мирный договор, 1 марта германские войска вошли в Париж.

За время войны Франция потеряла 1835 полевых орудий, 5373 крепостных орудия, более 600 тысяч ружей. Людские потери были огромны: 756 414 солдат (из них почти полмиллиона пленных), 300 000 мирных жителей убитыми.

10 мая во Франкфурте был подписан мирный договор. По нему Франция уступила Германии Эльзас и Лотарингию (1597 тысяч жителей, или 4,3 % своего населения). В этих областях было сосредоточено 20 % всех горно-металлургических запасов Франции. Пять миллиардов франков, которые французы выплатили немцам в качестве контрибуции, стали прочным фундаментом для германской экономики.

Мечта Бисмарка сбылась: на континенте появилась новая мощная держава — Германская империя, территория которой составляла 540 857 км2, население 41 058 000 человек, а армия достигала почти 1 млн солдат.

Берлин. 11 мая 1871 г.

Аршинные заголовки берлинских газет:

ПОБЕДИТЕЛЬ ФРАНЦИИ

ВОЗВРАЩАЕТСЯ ДОМОЙ!

СОЗДАТЕЛЬ ГЕРМАНСКОЙ ИМПЕРИИ

ВЪЕЗЖАЕТ В БЕРЛИН!

СЛАВА ГЕРОЮ НАЦИИ!

При стечении сотен тысяч людей Бисмарк въехал в Берлин через Бранденбургские ворота, он ехал лишь чуть позади императора и щедро бросил ликующей толпе свой лавровый венок…

За победу над Францией император пожаловал ему княжеский титул и огромное имение Фридрихсруэ на севере Германии рядом с польской границей. Одновременно был создан пост главы исполнительной власти империи — рейхсканцлера, ответственного только перед императором. Этим рейхсканцлером был назначен Бисмарк, ставший де-факто правителем империи.

22

Берлин. 2 июня 1871 г.

«Дорогая Катарина, во время сессии в Рейхстаге у меня есть только минутка свободного времени, чтобы заверить Вас в моей неизменной преданности Вам. Большой привет Николаю. Ваш бедный дядюшка жестоко страдает, скучая по счастливым часам в Биаррице и беспечной жизни, которую нам было позволено вести там и которая так не похожа на здешнюю, шумную и суетную, одолевающую заботами…

Всегда Ваш, любимая моя племянница,

ф. Бисмарк».

Биарриц, октябрь 1871 г.

Даже при дневном отливе теплые зеленые волны шумно накатывают на пологий песчаный берег. У самой кромки воды пятилетний Алексис под присмотром бабушки Анны Андреевны строил с братом песчаные замки. А Кэтти… Сидя в шезлонге и — несмотря на теплое солнце — кутаясь в шерстяной плед, Кэтти писала на листе с княжескими вензелями: