Поверьте, среди Ваших друзей нет более преданного Вам друга, чем дядюшка из Биаррица и Pic du Midi,

ф. Бисмарк».

Понтайяк. Нормандия, сентябрь 1875 г.

На курортном берегу Ла-Манша два подросших мальчика — Алексис и Владимир, теперь им 7 и 5 лет — играют с рослым британским догом, бросая ему щепки в воду.

Их отец, сорокавосьмилетний и неожиданно резко постаревший генерал-лейтенант князь Николай Алексеевич Орлов, ныне российский посол во Франции, на гостиничной веранде пишет письмо Бисмарку:

«Много раз я хотел написать Вам, мой дорогой друг, но не было сил. Та приязнь, которую Вы питали к Катарине, дает мне теперь мужество поговорить с Вами о ее последних минутах. С 1871 года, а это значит с тех пор, как умерла наша доченька, здоровье Катарины все ухудшалось. Ее анемия все обострялась. Парижские врачи не смогли помочь. Когда в Париже проездом была русская Императрица, Катарину осмотрел доктор Боткин и установил у нее блуждающую почку. Он предписал Санкт-Моритц для начала и Шлангенбад — на потом. Но в Санкт-Моритце внезапно началась уремия. Ее смерть была покойной, хотя ей исполнилось всего тридцать пять. Было бы слишком тяжело описывать пустоту, окружающую меня. Это пройдет. Но память и пустота останутся. Когда я слышу шум моря, которое она так любила, мне хочется пойти на утес, когда я вижу, как свет играет на волнах, я нестерпимо чувствую, что должен поспешить к ней и позвать ее с собой.

Мне надо возвращаться к будням….

Я заканчиваю свое грустное письмо, обнимаю Вас и прошу — молитесь о той, которая в сердце своем носила искреннюю и чистую любовь к Вам.

Ваш друг, Н. Орлов».

«Переустройство европейских границ железом и кровью опустошило душу Бисмарка… Окончательно же его сразило известие о кончине Кэтти. В печальном послании Николаю Орлову рейхсканцлер в самых мрачных тонах описал свое состояние: он не мог ни ездить верхом, ни работать, ни просто ходить — большую часть лета он провел в постели. Почти год он никого не принимал, не отвечал на письма, перестал бывать при дворе… Враги с нетерпением ждали агонии. Однако он выстоял, ему понадобились долгие семь лет, чтобы смириться с потерей Орловой. Лишь нечеловеческим напряжением сил, спартанской диетой и изматывающими упражнениями он отвоевал у смерти еще пятнадцать лет…» (Сергей Козлов. Ж-л «Чудеса и приключения», 2000 г.).

Письмо князя Орлова Императору Александру II

«Сир, Швайниц [посол Германии в Санкт-Петербурге] только что вручил мне письмо Бисмарка с приглашением посетить его. Я прошу Ваше Величество не обсуждать его ни с кем и позволить мне принять это приглашение. В середине сентября по новому стилю я как раз должен закончить свои поездки в Копенгаген и Югенхайм [замок Хайлигенберг в Югенхайме — частое место летнего отдыха Александра II и Его Семьи] и еще буду в отпуске. Даете ли Вы мне свободу говорить с ним о политике или же наша беседа должна оставаться в рамках частных дел? Этот вопрос справедлив в том случае, если Вы разрешаете мне навещать его. Мне представляется затруднительным отказываться от его приглашения. Я буду крайне признателен, если Ваши распоряжения будут доставлены в Стрельну, куда я приглашен на обед к Великой Княгине и где пробуду несколько дней.

Остаюсь преданный Вам, Орлов. Санкт-Петербург, 27 августа 1879 г.».

Ответ Александра II. написанный им карандашом на том же письме

«Вы можете видеть его и разговаривать с ним о политике с тем, чтобы затем докладывать мне. В политике моя позиция не изменилась, я твердо убежден в том, что наши страны призваны к тому, чтобы жить в добром согласии, но нельзя при этом издеваться над нами, любым образом поддерживая Австрию в тех вопросах, которые совершенно не интересны Германии, но крайне важны для нас, как, например, в отношении с Турцией».

Германия. 30 сентября 1879 г.

Дневной поезд-экспресс Берлин — Гамбург катил сквозь первый снегопад по Саксонскому лесу. Такие густые, дремучие и, можно сказать, былинные леса сохранились еще кое-где и в России — скажем, Разбойный бор на Вятке, где в свое время Петр I заготавливал корабельные сосны для своего военного флота. Но здесь, в Северной Саксонии, могучие сосны высотой в сотню человеческих ростов и годные на мачты океанских судов шли за окном поезда сплошняком больше часа. И, сидя в вагоне, пятидесятилетний, но после смерти жены резко постаревший князь Николай Орлов невольно сравнивал их с Бисмарком и думал, насколько эти леса соответствуют его манерам и характеру. Но зачем рейхсканцлер, единоличный практически властитель Второго Рейха, диктующий свою волю чуть ли не всей Европе, пригласил его именно сюда, во Фридрихсруэ? Да, русская миссия в Берлине уже многократно сообщала Горчакову, а Горчаков, соответственно, рассказывал Орлову, что с 1875 года Бисмарк подчас на месяцы уезжает из Берлина в свои имения в Варцине или Фридрихсруэ, неделями не принимает там никого и руководит своей канцелярией только с помощью курьеров и телеграфа. Больше того, точно известно, что по поводу своей глубокой депрессии, тучности и связанных с этим болезней он обратился к берлинскому профессору Эрнсту Швенингеру, который лечит его совершенно невероятной диетой — водой и селедкой…

Появившийся в вагоне кондуктор прервал мысли Орлова, и князь остановил его:

— Пожалуйста, герр кондуктор, предупредите меня, когда будет Фридрихсруэ.

— Это экспресс, — ответил тот. — Мы не останавливаемся во Фридрихсруэ.

— Но у меня приглашение от князя Бисмарка.

Сидевшие рядом пассажиры изумленно повернулись к Орлову.

— От Бисмарка?! — удивился кондуктор. — Этого не может быть. Рейхсканцлер никого не принимает.

Князь Орлов достал из кармана письмо и протянул кондуктору. Тот прочел и тут же разительно изменился:

— Извините, князь. Конечно, мы остановимся. Просто вы должны были в Берлине показать это приглашение начальнику станции. Сейчас скажу машинисту…

И он поспешно ушел вперед, к головному вагону.

«Поезд-экспресс Берлин — Гамбург — один из быстрейших в Европе, он не останавливается во Фридрихсруэ. Но с тех пор, как тут поселился Бисмарк, он вынужден делать остановку на этой крошечной сельской станции, когда кто-то приезжает к князю. Однако эта привилегия распространяется только на тех посетителей, кто может на станции отправления предъявить начальнику станции личное приглашение рейхсканцлера.

…Когда перед станцией поезд начинает снижать скорость, множество голов высовывается из окон посмотреть, кто же удостоился привилегии посетить Великого Германского Отшельника» (S. Witman. «Воспоминания о Бисмарке»).