Но ведь это не значит, что Алая и есть Эстер. Это, проклятые бесы, ничего не доказывает!

Но тогда где она? Где красноволосая ведьма, которую, если верить дневнику, они должны были схватить и приволочь в зал совещаний?

— Я знал, что ты к ней привяжешься, — продолжил Росс. — Дама в беде — твой любимый типаж. Нравится чувствовать себя защитником, верно? Ты как та мамаша, которая тем сильнее любит ребёнка, чем больше тот доставляет проблем. Поэтому я заколдовал косу…

— Коса! 

Вот оно, противоречие! Нестыковка. Неувязка в кажущемся гладким повествовании. И Молох ухватился за неё, словно клиент жнеца за спасательный круг.

— Когда в Крепости появляется новичок, в пустом шкафчике хранилища материализуется новая коса. У Эстер была коса! Откуда она у неё?

— Это моя коса.

Взглянув в растерянное лицо Молоха, Росс расхохотался.

— Мы же конфисковали твою косу…

— Ага. Ту косу, которую  накануне я купил в магазине смертных. Обычную человеческую косу. А настоящую я вовремя успел спрятать в воздушном кармане, ещё до того, как меня лишили магии. Позже Алая вернула мне доступ к пространственному хранилищу, я извлёк из него косу, заколдовал и поместил в пустой шкафчик в оружейной. 

— В тот день, когда заменял приболевшего Неда.

— Удачно он отравился, правда?

Тело будто разом лишилось костей — всех до единой. Колени обмякли. В приступе слабости Молох вцепился в дверную ручку. 

Эстер — призрак, неприкаянная душа. И ей не место в Крепости. Не место, но…

— Зачем? Чего ты добиваешься?

Причина. У любого поступка должна быть причина. Тем более, если дело касается его брата. Каким бы безумцем ни казался Росс, у него всегда был план. Конкретная цель.

И тут Молох понял. Как если бы из глубины океана выступила нижняя часть айсберга, ранее скрытая водой. План Росса нарисовался в голове отчётливо и ясно, словно его тезисами изложили на бумаге.

— Ты…

— Хочу чтобы ты выполнил своё обещание. Снял кандалы. 

— Иначе...

— ...Танатос узнает, кто такая Эстер, и её отправят в Орден Искупления, а потом…

— ...она переродится в новом теле, и я больше никогда её не увижу.

— Бинго!

Всё просто. Молох сполз по двери на пол и накрыл голову руками.

Эстер должна уйти. Должна уйти. Должна продолжить круговорот перевоплощений. Это будет правильно. Лучше для неё самой. Хороший жнец уже бежал бы докладывать обо всём Совету. Но он… не хороший жнец. Он тот, кто увяз в личном по самую макушку.

И теперь его принципы испытывают на прочность.

— Думай, братец. Выбор у тебя непростой: отпустить на свободу маньяка или навсегда лишиться любимой. 

Молох сжал волосы в кулаках.

Он в ловушке. В ловушке.

Снова Росс обвёл его вокруг пальца. Брат приблизился и навис над ним тенью неприемлемого  морального выбора.

— Вы с Алой созданы друг для друга. Она, хоть и сильная ведьма, но из той редкой породы женщин, которым жизненно необходим покровитель. Давай, соглашайся! Будешь её опекать, как когда-то пытался опекать меня, с той лишь разницей, что ей это, скорее всего, понравится. 

— Это…

— Верно — сделка с собственной совестью. Что тебе дороже: благополучие мира или одной-единственной женщины? Помнится, ты говорил, что каждый должен оставаться на своём месте. Место Алой в бараках Ордена. Не с тобой. Но почему бы не наплевать на глупые правила?

— Нет, — тихо сказал он, и лицо Росса вытянулось почти комично,  вот только Молоху было не до смеха. И он продолжил: — это выбор между благополучием мира и моим собственным. Интересы Эстер здесь ни при чём.

— Так насколько же ты эгоист, братец?

Молох потянулся и накрыл ладонями светящиеся татуировки на щиколотках Росса — сделал свой выбор.

Пожалуй, с самого начала я знала, во всяком случае догадывалась, что задание, подобное этому, не закончится хорошо. Но то, что дело примет оборот настолько скверный, предположить не могла. Не берусь судить, о чём думал Танатос, отправляя едва оперившегося птенца в гущу событий, но то, что руководствовался он не здравым смыслом, — неоспоримый факт.

Ник, разлучённый со мной, сейчас, вероятно, блаженствовал в оружейной — было его дежурство, — и я ему искренне завидовала. 

Застыв на вершине горы, я в полуобмороке смотрела, как вода встаёт тёмной стеной и несётся на город. Слышался звук, похожий на отдалённый гром. С каждой секундой гул нарастал, делался страшнее, объёмнее. Теперь он напоминал грохот железнодорожного состава, идущего на полной скорости. В нём чудились стекольный звон и треск крошащегося бетона. 

Океан ревел, поднимался на дыбы. Сорокаметровая волна сложила небоскрёбы вдоль берега, словно костяшки домино, поставленные на рёбра. Люди бежали, кричали. Жадные языки цунами растекались по руинам улиц потоками мусора. Несли, сталкивая друг с другом, доски, обломки заборов, лодки, машины, деревянные хибарки, снятые с фундаментов. Я смотрела на плывущую внизу между остовами домов свалку и понимала, насколько не готова покинуть безопасное место на возвышении. О том, чтобы приступить к своим непосредственным обязанностям, не шло и речи. Но назойливые часы на руке тикали, подгоняли.

Я богиня смерти. Я должна.

Мои более опытные коллеги восхищали бесстрашием. Мужчины в чёрных костюмах и с косами наперевес храбро перепрыгивали с машины на машину, с лодки на лодку в стремительной реке развалин человеческих жизней. 

Собравшись с духом, я достала из воздушного кармана дневник — сегодня у меня был только один клиент — и с ужасом вчиталась в рукописные строчки. Танатос вне всяких сомнений задумал меня угробить. Иного объяснения его поступку не находилось. Моё задание было невыполнимым. Возможно, Молох или те суровые мужчины, что решительно размахивали косами в затопленном городе, и справились бы, но не я. Точно не я!

У меня тряслись руки и подгибались колени. Я была на грани того, чтобы наплевать на задание и вернуться в Крепость, так и не испытав свои силы. В конце концов, стихийное бедствие — не то, что по зубам новичку. Отправить меня сюда со стороны Танатоса было некомпетентно. 

До События оставалось пять минут три секунды. Я сверилась с часами. С горизонта надвигались две белые полосы — новые волны, призванные уничтожить то немногое, что сохранили предыдущие. По океану словно мчался табун снежных лошадей, поднимавших исполинские брызги. А на пути стоял чудом уцелевший дом. Уцелевший пока. 

Люди высыпали на плоскую крышу в надежде на крепкие стены своего жилища и милость богов. Покинуть убежище-ловушку они не могли хотя бы потому, что за пределами их замкнутого бетонного мирка царил хаос. Дороги исчезли под водой. Их заменили реки мусора и деревянных обломков. Несчастным на крыше оставалось только молиться, но я-то знала: время пришло. Списки погибших давно составлены, заверены и отправлены в канцелярию Пустоши. На каждом документе подпись главы Совета. В каждом дневнике — чёрным по белому конкретная дата смерти.