— Господин, если позволите, Кейдн называет вас дядей. Это так? Вы родня по крови?

— Они семья моей матери Тиган от второго брака, — игниалас совершенно правильно трактует мои сомнения. — Мэггот — её муж, Лиллиан — их дочь, Оттер — отец ее детей. Но звать меня «дядей» проще и привычнее для всех.

— Но ведь они люди? Все… Я не понимаю.

— И что же сбивает вас с толку, госпожа?

— Ваши родители… Я думала, что их уже нет. И думала, они оба были драконами.

Прикусываю язык, понимая, что опять ступила на узкую тропинку. На лице Кегана появляется та самая холодная вежливая улыбка, что и в прошлый раз, когда мы говорили о семьях и традициях его народа.

— Не верите, что я наполовину человек? — он выделяет последнее слово интонацией. — Только мой отец был несущим пламя. Его убили шестьдесят лет назад во время Восстания Королей. Мать же пришла за Стену одной из избранных, как и вы. Её не стало около десяти лет назад.

Он ждет дальнейших вопросов, но мне хватает такта сперва выразить сочувствие:

— Мне жаль. Наверное, я спрашиваю о слишком личном.

— Ваше любопытство довольно типично для того, кто лишь недавно пришел из-за Стены. Я бы сказал, утомительно типично. Впрочем, вы наверняка хотите узнать детали.

Кажется, он нарочно провоцирует меня, возможно даже хочет, чтобы я сказала очередную глупость. Это задевает и даже немножечко злит, поэтому я стараюсь сделать так, чтобы говорить пришлось в основном ему.

— Не стоит видеть во мне врага. Простите, если я оскорбила память дорогих вам существ.

— Дорогих мне людей. Не бойтесь произнести это слово.

— Я и не боюсь.

— Но считаете, что для меня есть разница. А её нет.

Он ставит бокал на столик, опирается локтями о колени, склоняется ко мне.

— Вам все еще удобно верить в чудовищ к северу от Стены? — произносит он задумчиво. — Сделать нас виновными за все ваши боли и невзгоды, видеть в нас только жестокость, расчет и подлость. Признайтесь, вы ведь удивились, увидев Мику тут почти полноправной хозяйкой? И еще больше — узнав о второй семье моей матери? Вы считаете, что она была здесь пленницей. Жертвой, отданной на растерзание злобному монстру, требующему от нее ежегодного приплода, словно от племенной кобылы. Но правда в том, что они с отцом любили друг друга. Так сильно, так страстно, как немногие в подлунном мире. Она чуть с ума не сошла, когда его убили. Провела более десяти лет в тоске, не разговаривала ни с кем, даже во двор выходить отказывалась. Я видел, что она угасает с каждым днем, тает, как тень в сумерках. И ничего не мог с этим поделать.

Он вновь берет бокал, делает большой глоток.

— Я был уже достаточно взрослым, чтобы понять, еще несколько лет — и её не станет. И едва не выл от горя и одиночества в предчувствии беды. А потом совершенно случайно в нашей жизни появился Мэггот, весельчак и задира, но по-своему добрый малый. Именно ему удалось вернуть мать к жизни, заставить ее вспомнить о солнце и радости. Как думаете, мне следовало отказаться от женщины, давшей мне жизнь, только потому, что она дерзнула полюбить во второй раз? Или прогнать мужчину, принесшего в наш дом радость, и продолжать скорбеть по отцу, которого уже не вернуть? Поступить как капризное дитя, уверенное в том, что мир вращается вокруг него?

Я не выдерживаю пристального взгляда, качаю головой: нет, разумеется, жизнь в вечном унынии противоречит заветам Прародителей, да и видеть в ардере только зло у меня уже не получается. Дело даже не в чьих-то словах, а в том, что я успела увидеть своими глазами. Дорнан, Марта, Лили, Оттер с Лиллиан — может и не всё у них в жизни гладко, но то тепло, что от них исходит, не подделать. А счастье в семье? И между равными оно встречается не всегда. Кеган меж тем продолжает:

— Сперва мама не желала даже слышать о повторном браке, но спустя два года согласилась. А потом родилась Лиллиан, крошечная девочка, такая хрупкая, что её было страшно на руки брать. В мой дом вернулась жизнь.

В наш разговор врывается радостный смех. В комнату вбегают мальчишки, они носятся друг за другом, едва не сшибая тяжелую мебель. Мика перехватывает младшего, прячет у себя на коленях, но Кейдн, не желая сдаваться, втягивает всех в шумную возню. Тереза хохочет и уворачивается от брата, Сил пытается забраться под стол, но в итоге вся компания с шумом падает на пол, и, судя по всему, Кейдн выигрывает эту схватку: моя подруга откидывается на ковер и поднимает руки, а мальчик с довольным видом размахивает над ней подушкой.

— Именно тогда я понял, что настоящая любовь должна исцелять, а не ранить, — дракон наблюдает за творящимся безобразием с откровенным удовольствием. — Она должна дарить, а не отнимать. Делать нас лучше, терпимее, добрее. Если отношения лишены этого, то, скорее всего, они — что-то иное: жажда обладания, страсть, похоть, страх одиночества, тщеславие. Что угодно, но не любовь.

Он оборачивается к Мэгготу, старик улыбается и шутливо грозит Кейдену пальцем.

— Знаете, я до сих помню его молодым и полным сил, а Лиллиан навсегда останется моей крохотной сестренкой. Я знаю, что мне предстоит пережить её, её детей и внуков. Точно так же, как всякий ардере, берущий в пару человека и находящий с ним своё счастье, знает, что увидит его старение и смерть. Год за годом будет ловить свое неизменное отражение в любимых глазах, считать морщинки на дорогом лице, выискивать искры седины в волосах… И ненавидеть себя за почти вечную молодость, за то, что не в силах изменить того, что предначертано Прародителями.

Кеган умолкает. Я же не могу уговорить себя посмотреть ему в лицо, упорно рассматривая всё: комнату, огонь камина, вино в бокале — только не ардере напротив.

— Так всегда происходит? — спрашиваю тихо. — И ничего нельзя сделать? У вас же есть лхасси, лекари, магия.

Кеган грустно качает головой.

— Мы с вами принадлежим к разным народам, удивительно, что боги вообще позволили нам иметь здоровое потомство. Наша магия умеет многое: исцелить раны, остановить болезнь, в редких случаях — спасти угасающий разум, дав ему новое, сотворенное, тело. Но всё это касается только ардере, поскольку наша природа крайне изменчива, а форма во многом определяется силой разума. Однако в остальном судьбу не обмануть: люди навсегда останутся людьми, а мы — несущими пламя.

Его слова звучат так обыденно и печально, что я теряюсь. Похоже, долгая жизнь может стать своеобразным проклятием.

— Значит, если Мика станет вашей женой, то…

— Мы повторим путь, пройденный до нас десятками других пар. Если, конечно, она не оставит меня раньше из жалости или гордости, не пожелав стариться рядом.

Невольно кидаю взгляд на подругу.

— Мика знает?

— Разумеется, в этом нет никакой тайны, такова реальность жизни за Стеной.

Признаться честно, прежде я не особо задумывалась над тем, что значит для дракона брак с короткоживущим. Не смотрела на них как на равных, человечных, ищущих счастья. Проклятье! Сама себе не верю, но мне жаль Кегана и подобных ему. Я даже пытаюсь найти слова поддержки, но ардере и так всё читает по моему лицу.