Старик Эразмо чувствовал себя в своей тарелке, чего нельзя было сказать о Лоренцо. Окруженный юристами, за длинным столом из оливкового дерева, одетый в яркую рубашку с коротким рукавом и белые летние брюки, Эразмо Баваро поглаживал свою седую бородку.

– Я скажу вам так, – обратился он к Лоренцо, говоря с сильным испанским акцентом. – Возможно, это немного прояснит ситуацию. В ночь, когда мы открыли первый «Бельмонт» в 1950-м, у нас пела лучшая блюзовая певица планеты Натали Константин. А последние две песни с ней исполнил Артуро Мартинез. Артуро – испанская суперзвезда, который продал больше пластинок, чем любой другой певец того времени. Две легенды пели на открытии нашего отеля.

– Это было чудесное время, – признал Лоренцо. – Но оно закончилось, сеньор Эразмо. Все хорошее когда-нибудь кончается.

– Это слова человека, который ставит деньги превыше здравого смысла, – сказал старик Баваро, приподняв одну бровь. – Когда вам будет столько лет, сколько мне сейчас, деньги перестанут для вас что-то значить. Они не придадут вашей жизни значение, когда все переговоры будут похожи друг на друга. Единственное, что вам будет важно, – это ваша история и наследие.

– В вас говорят эмоции.

Эразмо кивнул:

– Может быть. Но я хочу, чтобы меня вспоминали как человека, который что-то построил, а не вырывал куски у других.

Лоренцо молча поднял бокал крепкого экзотического рома, который хозяин виллы достал из своих погребов. Ром обжег внутренности так же, как колкие слова Эразмо Баваро. Но не так сильно, как слова жены Лоренцо о желании снова уйти от него.

Анжелина считала, что он продал душу ради успеха. А он угрожал разорить ее семью, если она уйдет. Но остановит ли это ее на самом деле? Лоренцо уже не понимал, что он делает. Ему было страшно подумать, что она и впрямь может снова оставить его. Так почему не признаться ей в чувствах, которые он давно испытывает?

Он любил Анжелину. Любил с тех пор, как увидел ее в первый раз. И теперь боялся потерять ее снова, как однажды потерял Лючию и саму Анжелину. Но он боялся признаться ей в любви, потому что был трусом.

Залпом допив ром, Лоренцо положил ладони на стол.

– Сделка состоится, только если вы позволите нам сменить название «Бельмонт» на «Риччи», – сказал он и поднялся. – У вас есть двадцать четыре часа на ответ. Ровно через сутки предложение потеряет силу.

Марк смотрел на него круглыми от изумления глазами:

– Вы отказываетесь от покупки?

– Я не хочу отнимать историю вашего отца. Но у нас есть свои приоритеты. Господа, я ждал этой сделки ровно год. И теперь даю вам последние сутки обдумать свое решение.

* * *

– Почему бы тебе не остаться с ним, ведь ты этого хочешь?

Анжелина оторвалась от тарелки с пиццей и посмотрела в глаза сестре:

– Потому что он меня обидел.

Да, она злилась, она была обижена, она чувствовала себя одинокой. Но не втягивать же во все это родную сестру. Тем более когда они пришли в свой любимый ресторан хотя бы немного расслабиться.

– А знаешь ли ты, – тихо сказала Эбигейл, – что Лоренцо утром звонил Джеймсу?

Анжелина распрямилась на стуле:

– Джеймсу? Зачем?

– Отец отдает место генерального директора Джеймсу. Бизнес «Кармайкл компани» Лоренцо будет вести с Джеймсом.

Рот Анжелины открылся от удивления.

– Почему я не в курсе?

– Видимо, отец принял решение только на этой неделе. По словам Джеймса, Лоренцо поставил отцу ультиматум: оставить должность гендира, или он выведет из бизнеса свои финансы.

– Это он умеет, – недовольно пробурчала Анжелина. Нахмурившись, она играла с соломинкой в стакане холодного чая. – Но зачем ему это? Он и со своими делами не успевает справляться.

– Понятия не имею, – ответила Эбигейл, глядя куда-то за спину Анжелины. – Но ты можешь спросить его лично.

Анжелина повернула голову, и кровь отлила от ее лица. Сзади стоял Лоренцо и что-то говорил светловолосой администраторше. Та была явно очарована его элегантностью и мужской красотой. Одарив его улыбкой в тридцать два зуба, она указала рукой на их столик.

Бабочки закружились в животе Анжелины. Она повернулась обратно к сестре:

– Откуда он узнал, что я здесь? Это ты ему сказала?

Эбигейл откинулась на стуле, держа в руках бокал вина.

– Ты сама призналась, что любишь его.

– Предательница, – выпалила Анжелина, и через секунду муж уже стоял у их столика.

Все внутри ее завибрировало от желания дотронуться до него, обнять, заняться с ним любовью. Она так соскучилась по его поцелуям.

Сжав губы, Анжелина подняла глаза на мужа:

– Что ты здесь делаешь?

Лоренцо смотрел на жену взглядом своих темных глаз, а у нее все переворачивалось внутри.

– Я пришел за моей женой, – ответил он.

– Не надо мне приказывать. Мне казалось, мы это уже прошли.

– Это не приказ, а просьба вернуться домой. Там мы все обсудим.

Анжелина впилась зубами в нижнюю губу:

– Лоренцо…

– Я прошу тебя.

От знакомой и любимой хрипотцы в его голосе по коже бежали мурашки. Анжелина глубоко вздохнула:

– Это плохая идея.

– Ты думаешь, я тебя не люблю? – вдруг спросил Лоренцо. – Тогда зачем все это было, по-твоему? Почему я так и не смог тебя забыть? Почему бегал за тобой как сумасшедший? Почему, в конце концов, вел себя, как полный кретин? Потому что я люблю тебя со дня нашей первой встречи. Если мое поведение это не доказывает, то что вообще это может доказать?

– Звучит разумно, – вставила свое слово Эбигейл. – Думаю, надо дать мужу высказаться.

Но Анжелина не слышала сестру. Слова Лоренцо поразили ее слишком сильно. А еще – честность в его глубоких умных глазах. Она посмотрела на Эбигейл, но та лишь отмахнулась жестом:

– Ступайте. А я закажу себе еще кусок торта.

Лоренцо взял жену за руку и поднял на ноги. Машина стояла заведенной у входа в ресторан, парковщик с ключами поджидал на тротуаре. Они сели в машину, и Лоренцо повез их домой. Несколько раз повернув голову к мужу, Анжелина наконец спросила:

– Как Майами? Сделка состоится?

– Нет. Я сказал Эразмо Баваро, что мы сменим название отелей, и дал ему сутки на раздумья.

Анжелина нахмурилась:

– Ты говорил, что не можешь на это пойти.

– Все меняется, – ответил Лоренцо. – К тому же моя жена четко дала мне понять, что не одобряет мой бездушный подход к делам.

Она посмотрела на мужа прищуренным взглядом: