– Кто там? – крикнула я и приподнялась на цыпочки, чтобы заглянуть в глазок.

Внутри все оборвалось. Я отпрянула от двери, опустившись на пятки.

Какого черта?

– Истон? – раздался голос по ту сторону порога. – Это Тайлер Марек.

Я нахмурилась и снова приложилась к глазку.

Откуда он узнал мой адрес?

На нем красовался тот же самый костюм, что и сегодня утром, хотя узел галстука был ослаблен, а волосы намокли, вероятно, под дождем. Склонив голову, Марек ждал ответа, и я снова опустилась на пятки, поймав себя на мысли, что задыхаюсь.

Я не могу принимать отца ученика у себя дома. Чем он думал?

Я отперла засовы и цепочку, но открыла дверь ровно настолько, чтобы втиснуться между ней и рамой.

– Какого черта вы здесь делаете? – потребовала я ответа. – Это же мой дом!

Марек оперся рукой о дверной косяк и вскинул брови с дерзкой улыбкой на губах.

– Сегодня утром я заставил тебя кончить на рабочем столе, – напомнил он. – А домой к тебе, значит, зайти не могу?

За моей спиной раздалось фырканье, перешедшее в тихий смех, и я оглянулась через плечо, увидев брата, прислонившегося к косяку между гостиной и прихожей.

– Там кто-то есть? – Тайлер выпрямился и, прищурившись, посмотрел на меня.

Я сделала глубокий вдох и перешла к сути дела.

– Что вам нужно?

Марек откинул мокрые волосы со лба, нервничая. Прочистив горло, он нерешительно взглянул на меня.

– Хочу извиниться.

Я горько усмехнулась.

– Не волнуйтесь, мистер Марек. Это утро останется нашим маленьким секретом. Можете идти.

Я хотела уже закрыть дверь, но он протянул руку, чтобы мне помешать.

– Истон, – позвал Тайлер необычно нежным голосом. – Мне не следовало сегодня обходиться с тобой так грубо, и я сожалею о своем поведении.

Обходиться со мной грубо?!

– Зачем? – спросила я и с подозрением прищурилась.

– Что ты имеешь в виду?

– Зачем ты извиняешься? – спросила я, забыв о брате, который все слышал.

Тайлер Марек никогда не разговаривал со мной нежным голосом, и я никогда не давала ему повода думать, что меня что-то не устраивает. Почему он вдруг почувствовал угрызения совести?

Марек открыл рот, словно не зная, что сказать.

– Я… – Он снова откашлялся и признался: – Мне просто кажется, что я обращался с тобой не так хорошо, как следовало бы.

Я застыла на месте и с подозрением уставилась на него. Что, черт возьми, происходит? Когда это я давала ему понять, что недовольна его поведением? И с чего теперь он забеспокоился обо мне?

– Ну ладно. – Мой брат вцепился в дверь и распахнул ее полностью, вырвав меня из оцепенения. – Мне пора. – Он наклонился и поцеловал меня в щеку. – Береги себя и… – Протиснувшись мимо нас двоих, Джек посмотрел на Тайлера. – Еще увидимся.

Брат сбежал вниз по ступенькам и бросился к своему джипу; его темно-зеленая футболка потемнела под дождем. Тайлер проводил его взглядом, а затем повернулся ко мне и склонил голову набок.

– Я не ревнивый человек, но для тебя мог бы сделать исключение.

Что?!

И тут я поняла, что Марек просто не знает о том, что у меня есть брат. Он принял Джека за моего любовника.

– Не стоит ревновать, – успокоила я его. – Ты всего лишь отец моего ученика.

Марек отвел взгляд, покачав головой в ответ на мою дерзость, но затем выражение его лица прояснилось, и он многозначительно посмотрел на меня.

– Почему ты не сказала мне, что профессионально играла в теннис? – спросил он.

Мое лицо вытянулось.

– Ты нанял детектива провести расследование? – накинулась я на Марека.

– Нет. К счастью, я знаю, как пользоваться интернетом, – парировал он. – Ты такая же загадка, как и мой сын, поэтому я поискал информацию о тебе.

Моя рука соскользнула с дверной ручки, и я задумалась, какой бы найти предлог, чтобы удержать Марека на расстоянии, не вызывая еще большего любопытства. Он шагнул через порог, и я попятилась, пропуская его внутрь.

– Об Истон Брэдбери, выпускнице университета Лойолы или учительнице, нашлось не так уж много сведений, – поведал мне Марек, закрывая за собой дверь. – Но о спортсменке с таким именем были тысячи ссылок и фотографий.

Он продолжил медленно наступать на меня.

– Занятия теннисом, дружная семья, блестящее будущее, которое рухнуло в одночасье, когда… – Он замолчал, не решаясь продолжить.

Я провела рукой по своей футболке и шортам и выпрямила спину.

Теперь ему известно все. Почти все.

В сети сохранились статьи, видеозаписи, интервью… Мой взлет широко освещали, как и мое падение.

Когда родители с сестрой погибли в ту дождливую ночь в результате ужасного несчастного случая, я потеряла все. Привычный образ жизни, мир, каким я его знала, и желание играть. Ради кого мне теперь было стараться, зачем вообще заниматься теннисом?

Это по моей вине они ехали в машине той ночью, и когда пришло время возвращаться на корт, я утратила желание играть. Даже теперь, во время редких попыток вновь заняться теннисом, у меня все равно ни черта не выходило. Мой блистательный уход с корта и проявление характера навсегда остались зафиксированными на пленке. В последний раз я засветилась на публике, когда проиграла матч и покинула поле, отталкивая камеры и микрофоны от своего лица.

– Истон, мне очень жаль. – Марек коснулся моей щеки, но я оттолкнула его руку и отступила назад.

– Перестань извиняться.

Как ему только наглости хватило вести себя так, будто я нуждаюсь в утешении?

– Не трогай меня, Тайлер, – прорычала я. – Мне надоело, что все вертятся вокруг и суют свой нос в чужие дела. Ты мне никто, – выпалила я с горечью, – так что перестань пытаться втереться в мое доверие.

Я бросилась в гостиную, но он схватил меня за руку и развернул обратно, притягивая к себе. Я упала ему на грудь, и у меня перехватило дыхание.

– Ага. – Марек кивнул. – Я тебе никто. Я настолько не играю для тебя никакой роли, что сегодня утром ты бы скорее умерла, чем отказала мне, – заявил он. – И, готов поспорить, я – первый мужчина, которому ты не можешь отказать, потому что у меня тоже не получается устоять перед тобой.

Он нагнул ко мне голову и потерся кончиком носа о мой нос.

– Ты сильная и гордая, стойкая и трудолюбивая. И я это вижу. – Голос Марека стал хриплым, словно его переполняли эмоции. – Я ценю эти качества в людях, Истон. Ты ни перед кем не прогибаешься, и с тобой я будто в зеркало смотрю, потому что и сам ценю независимость.